Граф Монте-Кристо. Александр Дюма

напечатать мою книгу, я прославлюсь.

      – Да, – отвечал Дантес, – вижу. А теперь, прошу вас, покажите мне перья, которыми написана эта книга.

      – Вот, смотрите, – сказал Фариа.

      И он показал Дантесу палочку шести дюймов в длину, толщиною в полдюйма; к ней при помощи нитки был привязан рыбий хрящик, запачканный чернилами; он был заострен и расщеплен, как обыкновенное перо.

      Дантес рассмотрел перо и стал искать глазами инструмент, которым оно было так хорошо очинено.

      – Вы ищете перочинный ножик? – сказал Фариа. – Это моя гордость. Я сделал и его, и этот большой нож из старого железного подсвечника.

      Ножик резал, как бритва, а нож имел еще то преимущество, что мог служить и ножом, и кинжалом.

      Дантес рассматривал все эти вещи с таким же любопытством, с каким, бывало, в марсельских лавках редкостей разглядывал орудия, сделанные дикарями и привезенные с южных островов капитанами дальнего плавания.

      – Что же касается чернил, – сказал Фариа, – то вы знаете, из чего я их делаю; я изготовляю их по мере надобности.

      – Теперь я удивляюсь только одному, – сказал Дантес, – как вам хватило дней на всю эту работу.

      – Я работал и по ночам, – сказал Фариа.

      – По ночам? Что же вы, как кошка, видите ночью?

      – Нет; но бог дал человеку ум, который возмещает несовершенство чувств; я создал себе освещение.

      – Каким образом?

      – От говядины, которую мне дают, я срезаю жир, растапливаю его и извлекаю чистое сало; вот мой светильник.

      И аббат показал Дантесу плошку, вроде тех, которыми освещают улицы в торжественные дни.

      – А огонь?

      – Вот два кремня и трут, сделанный из лоскута рубашки.

      – А спички?

      – Я притворился, что у меня накожная болезнь, и попросил серы; мне ее дали.

      Дантес положил все вещи на стол и опустил голову, потрясенный упорством и силою этого ума.

      – Это еще не все, – сказал Фариа, – ибо не следует прятать все свои сокровища в одно место. Закроем этот тайник.

      Они вдвинули камень на прежнее место; аббат посыпал его пылью и растер ее ногою, чтобы не было заметно, что камень вынимали; потом подошел к кровати и отодвинул ее.

      За изголовьем было отверстие, почти герметически закрытое камнем; в этом отверстии лежала веревочная лестница футов тридцати длиною. Дантес испробовал ее; она могла выдержать любую тяжесть.

      – Где вы достали веревку для этой превосходной лестницы? – спросил Дантес.

      – Во-первых, из моих рубашек, а потом из простынь, которые я раздергивал в продолжение трех лет, пока сидел в Фенестреле. Когда меня перевели сюда, я ухитрился захватить с собою заготовленный материал; здесь я продолжал работу.

      – И никто не замечал, что ваши простыни не подрублены?

      – Я их зашивал.

      – Чем?

      – Вот этой иглой.

      И аббат