Или кормить акул, или быть акулой. Шон Чарт

им о своих намерениях.

      – Первый МГМУ имени Сеченова, – прочел с планшета отец. – Это главный медуниверситет страны.

      – Мы же на стоматологию его определяем, поэтому почитай про МГМСУ. Там дети Лёмы учатся. Он стоматологический как раз.

      – В Первом Медицинском тоже есть стоматология, – выпятил нижнюю губу папа, в глазах которого отражался экран планшета.

      – Да, я знаю, но ведь там…

      – О, Фариза, смотри, – перебил ее отец. – Тут есть, кажется, и твой профиль. Второй медицинский – РНИМУ им. Пирогова.

      – Очень смешно.

      Чуть позже спать пошла и мама, а отец решил завести со мной серьезный разговор.

      – Прокатимся? Ты одет?

      – Переоденусь, а то на улице страшно холодно, – сказал я, бодрым шагом направившись в свою комнату.

      – Долго не возись.

      Я переоделся, и мы с ним вышли на промерзшую ветренную улицу. От холода немели щеки и слезились глаза. Полночь снежными вихрями и освещенными фонарными столбами крупинками снега опустилась на нашу улицу: всего несколько часов назад отец приехал и припарковал машину, а она уже укрылась распушенными сугробами.

      – Мама сказала тебе, что… что Амир женился?

      Он не стал прогревать автомобиль, и мы поехали по широкому шоссе кружить по округу. У нас всегда так было. Он сажал меня в машину и просто бесцельно катался со мной по ночной Москве, обсуждая что-нибудь, или что-нибудь рассказывая. Как-то раз он и вовсе затеял это ради того, чтобы спросить, как прошла контрольная по биологии, поэтому я верил, что это было нечто большее, чем просто разговоры по ночам. Это была синхронизация наших с ним умов, чувств, переживаний, это были дрожжи наших с ним отношений. В такие моменты я не ощущал его человеком, который старше меня больше, чем в два раза; мы были на равных, и мама как-то говорила мне, что его отец воспитывал его точно так же. Выходит, мой папа своим отношением ко мне позаботился и о своих будущих внуках, пускай и делал это – я был убежден – бессознательно, просто оставаясь самим собой.

      – Да.

      – Ты ведь не обижаешься из-за этого?

      – Обижаюсь, честно говоря. Сначала не обижался, а потом…

      – Да, тебя в этом не обвинишь, конечно.

      – Но я не стану что-то ему говорить.

      – Ты можешь сказать.

      – Ты ведь поэтому ездил туда? Ты застал свадьбу?

      – Не застал. Но да, ездил поэтому. Висайт сказал, что у Амира прошла свадьба, – он усмехнулся. – Я был в шоке, конечно.

      Выходит, приехав туда, отец пристыдил и Амира, и вашу.

      – Я не понимаю… но ведь его мама умерла чуть больше месяца назад…

      – Там своя история, Саид. Странная. Я вмешиваться не стал.

      – Думаю, объяснение у них найдется.

      – Нам не нужно их оправданий, и ты не требуй их. Если захочешь поговорить об этом – поговори, но недовольства не выказывай. Не ставь их в положение виноватых людей.

      Мы остановились на светофоре, и я грустно взглянул на высотные здания «Москва-сити», которые, подобно деревьям за невысоким холмиком, возвышались над жилыми домами. У чеченцев совсем не принято проводить такие торжественные,