Предать нельзя любить. Лина Коваль

от своей наглости и абсолютной потери субординации. Другая обстановка и одежда делают моего начальника менее влиятельным, что ли. Сейчас он выглядит обычным человеком, которому хреново.

      – Забота – слишком дорогая валюта, – погрузившись в документы, на автомате произносит Арсений Рудольфович. – Нужно четко понимать, от кого ты ее принимаешь и что в итоге придется за нее отдать.

      – Фи, – отзываюсь вяло. – Кто вам сказал подобное?! Я вот постоянно забочусь о своих питомцах. У меня их три. Две собаки и кошка. Было бы странно переводить одно из самых примитивных проявлений человечности в бездушный денежный эквивалент, не находите?

      Взгляд вдруг становится таким, будто я порядком его утомила.

      – Ты еще совсем зелёная. Не видишь реальности.

      – И какая она, ваша реальность? – спрашиваю дерзко, без спроса усаживаясь в кресло. – Вот так болеть одному?! За бумажками?!

      – Ты забываешься, Плевако, – гасит мою бесцеремонность гипнотическим взглядом.

      Легко пожимаю плечами. Его холодность и напыщенность ни капли меня не смущают. Мы ведь не в суде, а это значит, что на равных.

      Почти.

      Я – это я. При любых обстоятельствах.

      – У вас красивая квартира, – решаю поговорить на отвлеченные темы. – И очень много модных вещиц типа той картины в нашем офисе.

      Вовремя прикусываю язык. Статуэтки, конечно, дорогие. Но безвкусные и уж точно не несут в себе какого-то глубокого смысла.

      – И почему мне кажется, что это не комплимент? – иронично произносит Дракула. Оставляет бумаги и устраивается в кресле поудобнее, будто его заинтересовал диалог со мной. – Я ведь помню твою нелестную оценку той картины.

      – В ней нет души, – замечаю, аккуратно подбирая ноги под себя. Ненавижу эту юбку. Пытаюсь прикрыть колени. – А цена заставляет задуматься об адекватности того, кто вам ее подарил.

      Арсений хрипло смеется и растирает веки пальцами. В светло-синих глазах мелькает что-то вроде одобрения.

      – Поясни, – просит снисходительно.

      – Когда… – вздыхаю и мотаю головой. – Нет, если у меня имеются свободные деньги, я сразу же отправляю их на счет одного приюта для животных. Его открыли двое моих знакомых. Так вот, стоимость живописи, которую вы разместили над чашками с сахарницей, это бюджет такого приюта примерно на полгода. Абсолютно дурацкая трата денег, которые могли бы пригодиться.

      – Надеюсь, ты не будешь вспоминать про детей в Африке или про морских китов с их убывающей популяцией?!

      – Нет, – давлю смешок. – Об этом не буду.

      – И почему же? Они тоже недоедают, вообще-то, – разводит руками.

      – Всё просто, Арсений Рудольфович. Я чувствую ответственность только за тех, кто меня окружает. Невозможно помочь всему миру, он слишком огромный. Но мы можем взять на себя заботу о тех, кто в зоне досягаемости.

      – Логично, – кивает он и откидывает голову на спинку кресла. Болезненно дышит.

      Тело чуть съезжает с кресла, приковывая к себе внимание.

      – Чем вы лечитесь? – спрашиваю в третий раз, разглядывая