Лес. Александр Островский

Вздор! Ты глупа, а он умен, хорош, образован. Скажите, скажите! Это ты нарочно. Ты не слепая. Тебе только хочется меня раздразнить.

      Аксюша. Да вам-то что же?

      Гурмыжская. Как что? Это мой выбор, мой вкус. Не тебе чета, светские дамы им увлекались.

      Аксюша. Чести им не делает.

      Гурмыжская. Ах, ах! Она рассуждает! И почем ты знаешь, что честь, что бесчестье!

      Аксюша. Я девочка с улицы, не светская дама, а не польщусь на такое сокровище.

      Гурмыжская. А я тебе приказываю.

      Аксюша. Я ведь не пойду за него; так к чему же эта комедия?

      Гурмыжская. Комедия! Как ты смеешь? Да хоть бы и комедия; я тебя кормлю и одеваю и заставлю играть комедию. Ты не имеешь права входить в мои намерения: мне так нужно, и все тут. Он жених, ты невеста – только ты будешь сидеть в своей комнате под надзором. Вот моя воля!

      Аксюша (взглянув ей в глаза). Больше ничего?

      Гурмыжская. Ничего, ступайте!

      Аксюша уходит.

      Нет, погоди! Были и получше тебя, да плясали по моей дудочке.

      Явление восьмое

      Гурмыжская и Улита.

      Гурмыжская. Поди сюда!

      Улита. Что, матушка-барыня, угодно?

      Гурмыжская. Подойди поближе, садись, где стоишь, и слушай!

      Улита (подходит и садится на пол). Слушаю, матушка-барыня.

      Гурмыжская. Ты меня знаешь? Ты знаешь, как строго я смотрю за всем домом?

      Улита. Знаю. Как мне не знать?

      Гурмыжская. Я Аксюше не верю, она девчонка хитрая. Она часто встречается с Алексеем Сергеичем; мне не хотелось бы, чтоб она с ним обращалась вольно. При мне, разумеется, она не смеет, но ведь не всегда же я с ними: они могут встретиться и в саду, и в комнатах без меня. Так я прошу, даже приказываю тебе…

      Улита. Понимаю, матушка-барыня, понимаю. Пожалуйте ручку! (Целует руку Гурмыжской.) Уж как я вас понимаю, так это только одно удивление. Давно уж я за ними, как тень, слоняюсь, шагу без меня не ступят; где они, тут и я.

      Гурмыжская (подумав). За то я тебя и люблю, что ты догадлива.

      Улита (с жаром). Догадлива, матушка-барыня, догадлива. Вчера платьишко все в тлен изорвала, по кустам ползала, изожглась вся, по крапиве елозила, все подслушивала, что они промежду себя говорят.

      Гурмыжская. Изорвала платье? Беда не велика, ты и вперед платья не жалей, у меня много; я тебе, за твое худое, хорошее подарю.

      Улита (таинственно). Вот и здесь давеча сошлись.

      Гурмыжская. Что же давеча?

      Улита. Да все этот дурак Карп мешал; а все-таки кой-что заметить было можно.

      Гурмыжская. Что же ты заметила?

      Улита. Она-то к нему очень ласкова; а он как будто так… (делает жест рукой) выражал, что я, дескать, не желаю.

      Гурмыжская. Да?.. Не ошиблась ли ты? (Смотрит ей в глаза.)

      Улита. И как будто так даже (делает жест рукой)…

      Гурмыжская. Ну!

      Улита. И как будто… так можно заметить, что ему не совсем-то… чтобы уж очень…

      Гурмыжская.