Лес. Александр Островский

пишу вам, с огорчением при недостатках, но не с отчаянием. О, судьба, судьба! Под гнетом собственного своего необразования, пристыжаемый против товарищей, я предвижу неуспех в своей карьере к достижению».

      Бодаев. До сих пор лестного немного для вас и для него.

      Гурмыжская. Слушайте дальше.

      Милонов. «Но не устрашусь! Передо мною слава, слава! Хотя скудное подаяние ваше подвергало меня не раз на край нищеты и погибели; но лобызаю вашу ручку. От юных лет несовершеннолетия до совершенного возраста я был в неизвестности моих предначертаний; но теперь всё передо мной открыто».

      Бодаев. И вам не стыдно, что ваш племянник, дворянин, пишет, как кантонист.

      Гурмыжская. Не в словах дело. По-моему, это прекрасно написано, тут я вижу чувство неиспорченное.

      Входит Карп.

      Карп. Иван Петров Восмибратов пришел с сыном-с.

      Гурмыжская. Извините, господа, что я при вас приму мужика.

      Бодаев. Только вы с ним поосторожнее, он плут большой руки.

      Гурмыжская. Знаете, он такой хороший семьянин; это – великое дело.

      Бодаев. Семьянин-то семьянин, а чище всякого обманет.

      Гурмыжская. Не верю, не верю, не может быть.

      Милонов. Мы с вами точно сговорились; я сам горячий защитник семейных людей и семейных отношений. Уар Кирилыч, когда были счастливы люди? Под кущами. Как жаль, что мы удалились от первобытной простоты, что наши отеческие отношения и отеческие меры в применении к нашим меньшим братьям прекратились! Строгость в обращении и любовь в душе – как это гармонически изящно! Теперь между нами явился закон, явилась и холодность; прежде, говорят, был произвол, но зато была теплота. Зачем много законов? Зачем определять отношения? Пусть сердце их определяет. Пусть каждый сознаёт свой долг! Закон написан в душе людей.

      Бодаев. Оно так, кабы только поменьше мошенников, а то больно много.

      Гурмыжская (Карпу). Зови поди Ивана Петрова!

      Карп уходит. Входят Восмибратов и Петр.

      Явление пятое

      Гурмыжская, Милонов, Бодаев, Восмибратов, Петр.

      Гурмыжская. Садись, Иван Петрович!

      Восмибратов (раскланивается и садится). Петр, садись!

      Петр садится у самой двери на край стула.

      Милонов. Прикажете дочитать?

      Гурмыжская. Читайте, он не помешает.

      Милонов (читает). «Нужда, ты непостижима! Благодарю вас, благодарю. Скоро мое имя покроется бессмертием, а с ним и ваше никогда не умрет для потомства, детей и внуков… Еще раз благодарю за все, за все. Ваш покорный к услугам племянник, дитя природы, взлелеянное несчастием, Гурмыжский».

      Гурмыжская (принимая письмо). Благодарю вас, Евгений Аполлоныч! Вот спросим у простого человека, он правду скажет. Иван Петрович, хорошо это письмо написано?

      Восмибратов. Первый сорт-с! Вот ежели бы кому прошение, уж на что лучше.

      Милонов. Но ведь этому письму двенадцать лет; что же теперь с вашим племянником, с его