Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Том 3. Александр Дюма

рукою он ощупал связку бумаг, лежавших в открытом ящике. – Более того, – продолжал Фуке, – я помню эту бумагу, как будто вижу ее перед собой. Она очень плотная, немного шероховатая, с золотым обрезом; на числе, которым она помечена, Мазарини посадил кляксу. Но вот в чем дело: бумага, она словно чувствует, что ее ищут, что она нужна до зарезу, и потому прячется и бунтует.

      И суперинтендант заглянул в ящик.

      Арамис встал.

      – Странно, – протянул Фуке.

      – Ваша память на этот раз изменяет вам, дорогой друг, поищите в какой-нибудь другой связке.

      Фуке взял связку, перебрал ее еще раз и побледнел.

      – Не упорствуйте и поищите где-нибудь в другом месте, – сказал Арамис.

      – Бесполезно, бесполезно, до этих пор я ни разу не ошибался; никто, кроме меня, не касается этих бумаг, никто не открывает этого ящика, к которому, как вы видите, я велел сделать секретный замок, и его шифр знаю лишь я один.

      – К какому же выводу вы приходите? – спросил встревоженный Арамис.

      – К тому, что квитанция Мазарини украдена. Госпожа де Шеврез права, шевалье: я присвоил казенные деньги; я взял тринадцать миллионов из сундуков государства, я – вор, господин д’Эрбле.

      – Не горячитесь, сударь, не волнуйтесь!

      – Как же не волноваться, дорогой шевалье? Причин для этого более чем достаточно. Заправский процесс, заправский приговор, и ваш друг суперинтендант последует в Монфокон за своим коллегой Ангераном де Мариньи, за своим предшественником Самблансе.

      – О, не так быстро, – улыбнулся Арамис.

      – Почему? Почему не так быстро! Что же, по-вашему, сделала герцогиня де Шеврез с этими письмами? Ведь вы отказались от них, не так ли?

      – О, я наотрез отказался. Я предполагаю, что она отправилась продавать их господину Кольберу.

      – Вот видите!

      – Я сказал, что предполагаю. Я мог бы сказать, что в этом уверен, так как поручил проследить за нею. Расставшись со мной, она вернулась к себе, затем вышла через черный ход своего дома и отправилась в дом интенданта на улицу Круа-де-Пти-Шан.

      – Значит, процесс, скандал и бесчестье, и все как гром с неба: слепо, жестоко, безжалостно.

      Арамис подошел к Фуке, который весь трепетал в своем кресле перед открытыми ящиками. Он положил ему на плечо руку и сказал ласковым тоном:

      – Никогда не забывайте, что положение господина Фуке не может идти в сравнение с положением Самблансе или Мариньи.

      – Почему же, господи боже?

      – Потому что против этих министров был возбужден процесс и приговор приведен в исполнение. А с вами этого случиться не может.

      – И опять-таки почему? Ведь казнокрад во все времена – преступник?

      – Преступник, имеющий возможность укрыться в убежище, никогда не бывает в опасности.

      – Спасаться? Бежать?

      – Я говорю не об этом; вы забываете, что такие процессы могут быть возбуждены только парламентом, что ведение их поручается генеральному прокурору и что вы сами являетесь таковым. Итак, если только вы не пожелаете