Альбом для марок. А. Я. Сергеев

мама привезла дневник, и я могу записывать, что произошло с 21 мая, когда мы приехали в Удельную. Огород у меня маленький – я посадил всего: картофель 9 шт., помидоры 10 шт., горох 25 шт., бобы 8 шт., кукуруза 15 шт., фасоль 3 шт. Все, кроме бобов, взошло…

      19 июля 1945 г.

      …Только я открыл дверь на террасу, как увидел, что человек 10 ребят обрываются по направлению к калитке из клубники. У калитки был сломан замок. Я конечно испугался.

      Жутко, когда непонятные многие спины ускользают к калитке. Жутко одному в даче. Хорошо, что папа забил толстой фанерой стеклянные двери на террасу. Плохо, что окна такие большие и низкие, что кто-то с улицы может смотреть в дом. Стекло не защита.

      Шурка Морозов – садолаз – меня не забывал, и не потому, что мог у нас есть все, что росло. Причина – марки, монеты, солдатики, игры.

      Сидя на чердаке, мы сочиняли приказы, рисовали планы, придумывали ордена. Я вырезал их секатором из консервных банок и раскрашивал масляной краской.

      В саду за столом играли в подкидного, в акульку, в три листика, чаще всего – искозлялись – вдвоем, со слепыми. Важное дело в козле – чья хвалёнка. Главная карта – шоха́, шамайка. Валета склоняли вальтом, в именительном падеже – пант. Десятка в инфляцию стала тыщей.

      Переговаривались на тайном языке школьно-подзаборного происхождения. Вместо: Я хочу курить:

      – Я́-хонци хо́-хонци ку́-хонци.

      Курили зверский вишневый лист, солому, изредка – филичевый табак и лакшовые папиросы: Норд, Путину, Прибей. До войны я таскал у деда – на пробу – копеечную Ракету.

      Шурка ослепительно матерился. В ответ на просьбу: – Оставь:

      – Хуй тебе от дохлого татарина! – или:

      – Хуй те в сумку, чтоб не терлись сухари! – или:

      – Кури, скорее сдохнешь, мне наследство останется.

      Вместо здравствуй: – Как делишки насчет задвижки? – или якобы для взрослых: – Как делишки насчет запора к калитке?

      Покупка: – Махнемся?

      – ?

      – Я те хуй в рот, а ты мне язык в жопу!

      Шурка спрыгивал от кондюков на полном ходу, набравшись электричечной цивилизации:

            В стране далекой юга,

            Там, где не злится вьюга,

            Жил-был красавец,

            Джунгли испанец,

            Легкого был он веса…

            Васенька толкнул меня сначала, да-да,

            Так что меня сразу закачало, да-да,

            Я собрался что есть духу,

            Двинул Васеньке по уху,

            Так что бедный Вася полетел.

            Костя не стерпел такой обиды,

            Кровью налилось его лицо,

            Из кармана выхватил он финку – хлопцы —

            И всадил под пятое ребро.

            Сидели мы на крыше,

            А может быть, и выше,

            А может быть, на самой на трубе…

      Целое лето я валялся на крыше – дачников не было, верх не занят – и горланил песни и арии. По переулку проносились садолазы,