Жадность. Роман Черкашин

а может быть такое, что за мамкины побои мои дети или внуки расплотются? Вот тебя бог не тронет, может, спит, а твоим правнукам всю жизнь платить не опла…

      Стёпка не закончил предположение. Щеку ожгла жгучая боль, и он оказался в дворовой пыли. Сквозь шум в ушах различил отцовские крики о том, что он верующий, что всегда молится, не упоминает всуе Господа Бога нашего, а даже норовит выпивкой с его слугой поделиться, но вот за что Бог его таким сыном наградил, что он не так сделал, чтобы заслужить такое недоразумение, никак в толк не возьмёт. Когда закончил причитания, захотел идти разбираться с Захаром, разъяснить, чему сына учить надо, а чего знать ему совсем ненадобно, но испуганный Стёпка выдал того, кто посеял в его мозгах смуту. Отец выпил стакан самогону, запил стаканом бражки, ухватил сына за шиворот да отправился к кузнецу.

      Дорога, поросшая зелёной травкой, расплывалась перед Степкой из-за слёз, которые не катились по щекам, а стояли в глазах. Больно не было, больше обидно. Отец постоянно обзывал его и мать, подгонял парня подзатыльниками и тычками в спину, а время от времени ногой пониже спины.

      Папаша шагал бодро, уверял, что сейчас отучит его задавать дурацкие вопросы, научит не сомневаться в делах и поступках Господа Бога, когда ухайдокает этого пришлого дурня, что чужим мальцам вкладывает безбожие в души. По пути отец снова приложился к бутылке и выхлестал всю до донышка. Только тогда по щекам мальчишки покатились крупные слёзы. Алексей Луков заметил, как сын размазывает по лицу солёную влагу рукавом рубахи. С горящими сумасшедшими глазами и оскаленным в усмешке ртом, тут же принялся насмехаться над ним и уверять, что сын из него никакой, и Бог недоглядел, Стёпе нужно было родиться бабой, что за ласку и заботу готова стелиться под любого мужика. Затем последовал подзатыльник и крик с ударом кулака в спину:

      – Шагай, так твою разэтак, шагай! Я тебя научу, как настоящим мужиком быть, а то сопли, нюни, распустил тут, передвигай ходулями и не реви, как девка-брошенка!!

      Стёпа не хотел помнить всё, что наговорил в тот день папаша, но эти слова впечатались раскалённым клеймом в его сердце, и, каждый раз всплывая в памяти, выводили парня из себя.

      Увидев, что ворота дома кузнеца распахнуты, что означало присутствие хозяина, отец остановился. Мальчишка посмотрел на недавно разъярённого родителя и заметил его нерешительность. Стёпа понимал: начистить рожу кузнецу может не каждый, но совсем не ожидал робости от этого человека, который бил мать, сестру, а совсем недавно его самого, тот, который грозился показать Митричу, где зимуют раки и кузькину мать, а теперь топчется на месте, кусает губы и тут же вытирает их ладонью. Глаза отца бегали: то смотрели на ворота, то на лес, то с бешенством жгли Стёпкино лицо.

      Может быть, он так бы и не решился, но тут Стёпка ухмыльнулся и, обвиняя, бросил:

      – Трусишь! Ты только и можешь мамку лупить да сеструху, а супротив настоящих мужиков…