Жадность. Роман Черкашин

доброй укоризной, словно спрашивала:

      «Ну что, полегчало тебе? За что ж ты меня так? Я лишь хотела сладко вкусной травки пожевать. Эх, ты…».

      – Да нет, ты не бойся, нашло на меня что-то, не со зла я… Бес попутал, не пойму как так вышло. Но больше никогда не повторится, никогда! Ни кого за просто так не стегану. Поверь мне, точно тебе говорю…

      И вдруг Стёпка понял, что это почти те же самые слова, которые отец говорил когда-то матери, а позднее уже не говорил, не утруждал себя пустыми оправданиями.

      – Да что ж он прицепился-то, а?! – плюнул с досады Степан. – Не такой я, совсем не такой! Даже не похож на него. Совсем другой, я не он, я не придурь лютая. Что он привязался-то ко мне?!

      Он ещё раз заверил коровёнку, что смотрела на него добрыми, но глуповатыми глазами, в своих добрых намереньях, а после отправился на пригорок, где снова завалился на спину и задумался о том дне, когда потерял последнее уважение к этому жестокому, но жалкому и отвратительному человеку, своему отцу. О том дне, когда впервые в жизни узнал, что такое презрение.

      Он никогда исступлённо не верил в бога, а вот отец верил. Учил Стёпку, что верующему человеку всё простится, главное искренне верить во всемогущество Господа нашего. Но Стёпка после того, как начал обучение у Захара, принял сторону учителя: бога придумали люди, чтобы был заступник, был высший господин, на которого в момент отчаяния можно уповать. Но главную смуту ему в голову вложил пришлый, а теперь уже местный, кузнец, что однажды заявился к Захарке. Митрич, в отличии от Захара, не отрицал бога, но говорил, что люди наделили его такими качествами, которыми он сроду не обладал. Всепрощение, милость, справедливость и многое другое. «Всё хорошее, что есть в боге – слухи. Мне можешь не верить, – говорил кузнец, – но посмотри на дела его, подумай. А писание – всего лишь сказка, придуманная людьми, но не додуманная. Они хотели бы его таким видеть, знать, но что мы видим? Всепрощающий? «Я бог твой, бог ревнитель, за вину отцов наказывающий детей до третьего и четвёртого рода, ненавидящих меня, но творящий милость до тысячи родов любящим меня и соблюдающим заповеди мои». Значит, покорных любит, а кто своей головой думает, тех ненавидит, да и детей, внуков-правнуков наказывает. Разве это справедливость? Ты прапрадеда в глаза не видел, знать не знаешь, каким он был, а отвечать за него должо́н? Это ж принуждение чистой воды, где в этих словах всёпрощение, ангельский, голубиный, кроткий характер? Значит, бей мне поклоны, не задумывайся, не сумневайся, стучись лбом в доски да бормочи молитвы, тогда и всё проститься, а иначе никак. А милость? Какую милость дал он своему сыну, которого распяли на кресте вместе с убийцами да ворами? Он даже не явился на молитвы сына. Говорят, дождь послал, а умирающему и страдающему от ран сыну хотелось увидеть отца, хотелось отцовского заступничества, хоть раз!! И это милость? Странный милостивец. А может, провинился перед ним сын чем-то? Ну так прости, он же сын, а ты отец, да ещё всёпрощающий. Вот и думай, смотри по сторонам да думай. Научишься заглядывать