Жадность. Роман Черкашин

поначалу хотел было вознегодовать, но от угрозы пастуха засвербело под лопаткой, а потом и в копчике. Он со смиренным видом подошёл к Тихону и опустил свербящий хвостец в примятую траву.

      – Да ладно тебе, Тихон, – убеждая, начал оправдываться подпасок. – Ну как же без кнута? Они за линию прутся и прутся. Там вона травка какая! А тута они сожрали усё. Как их удержишь, без кнута-то? А его они боятся. Дед, а может, пущай идут? Авось не утонут. Я вот ходил, ежевики налопался и не утоп.

      Дед хмыкнул, подобрал с земли картуз и отряхнул его о выставленное к небу колено, обтянутое тёмными штанами.

      – Можа, можа… Мож осенью скот жиреет, человек добреет, а наш Саныч, что ни день, то всё хмурей и злей. С тобой случись чего, никто и не почешется, а с коровой графовой?.. Моя спина к приключениям стара, а твоя этаких приключений не вынесет. Хотя прав ты, конечно. Трава им нужна, а тут её мало. Деньков пять, тут ещо позасядаем, а там перебираться будем.

      – А куды?

      – Знать бы, – вздохнул дед и снова поскрёб ногтями щетинистую щёку. – Походить надо, посмотреть, поспрашивать. Да ты не переживай, далеко от села уходить не будем. Пяток вёрст, самое большое.

      – Да ладно тебе, Тихон, можно и подальше, – затараторил Стёпка. – Мне близость к селу не важна. Чай, возле лесу живём, голодными не будем. Это вот рогатым идти долгонько, а мне хоть верста, хоть с крюком – всё едино.

      – Дружки твои не пришли?

      – Да должны уже были, – покачивая головой, ответил Стёпа. – Но как видишь, нету пока.

      – Ничё, подойдут, коли ничего не случилось, жди! – Дед широко зевнул, показывая щербатую пасть. – А мне тады спать нечего ложиться. Придуть, налетять и уведуть тебя в леса дремучие, а мне за скотиной следить. Нет, нельзя уж спать. Ну, иди, пораскинь мозгами-то, стоило коровёнку хлыстом охаживать, али нет? А я покамест тут посижу, ребятишкам свистульки построгаю.

      Стёпка, тяжело вздохнув, поднялся и направился к коровам. Сделал для деда задумчивое лицо, углядел графскую пеструшку, и, подойдя, погладил её по боку. Бурёнка покосилась на него недоверчиво, но покорно приняла ласку.

      «Прям, как наши бабы, – промелькнуло в его голове. – Как мамка прям! Сколько отец её лупил, а она его всё добрым словом вспоминает».

      Отец Стёпки пропал год назад: поехал в город, да так и не вернулся. Мать переживала долго, но и сейчас всё ещё надеялась, что он вернётся. Сёстры тоже ждали бесноватого папашу, а вот Стёпка не ждал и не хотел его возвращения. Он надеялся, что отца, наконец, всё же настигла божья кара, о которой раз за разом твердил поп. Уж сколько от него мать приняла оплеух, оскорблений, а сколько раз он почём зря хлестал её вожжами? Стёпка до последнего момента, до пропажи отца, хотел дождаться, когда он уснёт пьяным да вогнать – в горло или под ребро – нож. Ведь сколько от жестокого папашки натерпелись мать и старшая сестра, Стёпка и вспоминать не хотел, а уж рассказывать кому-то, даже друзьям, язык не поворачивался.

      Мужики, которые с ним были, рассказывали, что он, как всегда,