Рождество с детективом. Татьяна Полякова

же она красивая!

      – Не знаю, почему, но мне показалось подозрительным, что отпечатки я нашла именно в этой книге. Ну, то есть не то чтобы показалось, а словно инсайт какой-то случился. Причем отпечатки были на внутренней стороне суперобложки. Значит, преступник не просто брал ее в руки, но и что-то с ней делал. Когда стирал отпечатки, эту сторону забыл. Так вот!

      – Подожди. Ты отправила отпечатки на идентификацию?

      – Отправила, конечно, но ждать придется до понедельника.

      – А потом выяснится, что в базе их нет, и мы упремся головой в стену.

      – Не делайте поспешных выводов, товарищ старший лейтенант. Лучше послушайте, что я скажу.

      Леха с готовностью придвинулся к Леле. Она больше не сердится, а это хорошо при любом раскладе.

      – Я раскрыла книгу и на тридцатой странице нашла закладку. Просто листок календаря.

      – И что?

      – Ирина Павловна вовсе не «Щелкунчика» читала, а «Крошку Цахеса».

      – Это про мальчика-с-пальчика, что ли?

      – Соболезную твоей необразованности, но это рассказ про уродца, который всем казался писаным красавцем.

      – Как Щелкунчик? – не обидевшись, спросил Леха.

      – Только наоборот. Однажды фея пожалела бедного страшилку, расчесала его безобразную голову волшебным гребешком и вплела три огненных волоска. С той минуты все видели Цахеса не таким, каким он был на самом деле, а самым прекрасным и умным господином по фамилии Циннобер.

      – Повезло парню, – хмыкнул Леха, подумав, что тоже не отказался бы от такого подарка.

      – Но ненадолго. Один студент, у которого Цахес увел невесту, вырвал волшебные волоски, и все прозрели.

      – Не пойму, к чему ты клонишь.

      – Я нашла в рассказе место, которое старушка подчеркнула ногтем и даже оставила закладку. Вот послушай: «Теперь нет сомнения, что уродливый Циннобер не альраун и не гном, а обыкновенный человек. Но тут замешана какая-то таинственная, колдовская сила, открыть которую мне покамест не удалось». След ногтя очень глубокий, словно она была в состоянии крайнего возбуждения, негодования или обиды.

      Тишков очень близко увидел Лелины глаза, в которых плескалась очень важная мысль, и понял, что для него настает момент истины.

      Он изо всех сил поднатужился и выдал:

      – Старушка разгадала замысел убийцы или просто догадалась, что он не тот, за кого себя выдает. То есть она думала, что он хороший, а он злодей. Она его разоблачила и, наверное, собиралась…

      Договорить не получилось. Даже воздуху набрать он не успел. Леля вдруг потянулась к нему губами и поцеловала так, словно ждала этого мгновения всю жизнь.

      Некстати вдруг вспомнилась слышанная где-то фраза, что от поцелуя в животе начинают порхать бабочки. Никаких бабочек Леха не почувствовал, зато услышал, как его сердце громко, прямо на всю ивановскую, заколотилось, а в голове просто вихрь какой-то возник, причем неуправляемый.

      От неожиданности он чуть на стул не свалился. Да и упал бы, но Леля вдруг обняла его и притянула к себе.

      Наверное,