Сотник. Чужие здесь не ходят. Андрей Посняков

Всех чужаков проверяли!

      Впрочем, как сказать – проверяли? Паспортов-то еще не придумали, да и номера на лодки да повозки – тоже. Расспрашивали, досматривали – так и определяли, не злодей ли – на глаз…

      – Найдем… – погладив меч, хмуро пообещал Миша. – Чай, не призраки. Как-то они сюда пришли, как-то ушли… Не по воздуху же прилетели… Говоришь, у них челнок мог быть?

      – Мыслю тако, господине, – Зевота снова покивал.

      – Или вообще – ладейка…

      – Не, господине, – неожиданно возразил Хромец. – Ладейка – приметлива слишком. Всяко увидят, узнают… Ине дело – челнок. На челноках коробейники шастают – много… Поди узнай…

      – И то верно…

      Сотник посмотрел на калеку с нескрываемым уважением – насколько тот оказался приметлив, умен, рассудителен. А с виду не скажешь! И как раньше-то такое сокровище на глаза не попалось? Хотя… кого попало, старшим на покос не пошлют. Тем более – хроменького.

      – Давайте тела в ладейку, – распорядившись, Миша вновь обернулся к Хромцу: – Ты чьих будешь?

      Спросил – и едва не расхохотался. Ведь в лучших традициях советского кинематографа вышло – «чьих будешь, холоп?»

      Собственно, и ответ оказался похожим:

      – Бобыль я… Был… Ныне – Собакина Гюряты обельный холоп. Шестое лето уже.

      – Собакины? Знаю.

      Клан Собакиных жил на южной окраине Ратного, на самой околице, владея просторной усадьбой, небольшим заливным лугом с пасекой, рябиновой рощицей и водяной мельницей на бурном притоке Горыни-реки. Само собой, и пахотная земелька имелась, да в таком количестве, что запросто хватило и для трехполья. Не бояре, но где-то рядом. Своеземцами таких звали. Как вот в землях Журавля Костомара-вдова… Ах, Костомара…

      – Так! – Михаил всегда был парнем решительным – соображал и действовал быстро. – Давай быстро вези хлеб на покос… потом нас нагонишь. Где, говоришь, подростков-то убили?

      – Кого, господине? – непонимающе моргнув, скривил губы Хромец.

      – Отроков злодеи где побиваша?

      – А! Так чуть вверх по реке… версты три. Я догоню, господине!

      – Давай.

      Вежливо поклонившись в пояс, обельный[1] холоп Зевота Хромец поковылял к утлому своему челноку, сильно припадая на правую – явно «сухую» – ногу. Полиомиелит, что ли? Эта хворь и в том, современном, мире жуткая, а уж здесь и подавно. По сути – верная смерть. А Зевота вот как-то умудрился выжить… Тут либо ремеслом каким нехудо б владеть, либо – иметь мозги. В случае с Хромцом явно – последнее.

      Зевота не подвел – догнал, и даже обогнал, поплыл впереди, указывая путь к очередному месту происшествия.

      – Эвон, сюда… к омутку… От тут они и ловили. Все четверо. Всех четверых и… – ткнув челнок носом в густые заросли рогоза, камыша и осоки, Зевота перекрестился и выбрался на берег. – Наши их забрали уже, господине… Да я говорил.

      На круче, над омутком, на опушке чернело кострище. Дальше начинался лес, а вокруг кострища теснились

1

Полностью зависимый от хозяина.