VIP PR. Алексей Владимирович Июнин

тяжел и всегда почему-то быстро уставал. Он не признавался, но Веерская догадывалась, что у него часто скачет давление и, видимо, какие-то проблемы с сахаром в крови. Она видела на фото каким он был раньше и она видит каким он стал сейчас. Если бы он был вдвое моложе, он бы мог ее привлечь, но сейчас…

      – Сейчас у меня была беседа с подрядчиками, – говорил Юдин, запивая пасту глотком розового вина. – Похоже, мой последний проект заморозят.

      – Какой проект?

      – Офисное здание на проспекте Вернадского, – Юдин на секунду сделал недовольное лицо, но выдохнул и сунул в рот вилку с пастой. Пережевал и проглотил. – Хороший проект! Я над ним долго работал, а они замораживают.

      – Почему? – спросила Веерская совсем не прикасаясь к винограду.

      – Они говорят, что инвестор столкнулся с временными финансовыми проблемами! – огрызнулся Юдин. – Черт побери! Я так и знал! Говорили мне, что бы не давал проект этой фирме, а я не послушал! Надо было мне выполнять заказ «Сибнефти». Надо было!

      Виктор Владимирович Юдин был известным архитектором, по чьим проектам в Москве, Петербурге и ряде других городов (в том числе в Финляндии, Литве и даже Сирии) вот уже лет тридцать строились различные сооружения.

      Около года назадгосподин Юдин познакомился с Веерской и принялся за ней отчаянно ухаживать, видимо надеясь, что она выйдет за него замуж. Поначалу Кристина Веерская отвечала на его ухаживания, но очень быстро он ей разонравился и наскучил. Только, занятый своими извечными проектами Виктор Владимирович Юдин не понимал или не хотел понимать очевидного факта.

      Пенза

      Восемь утра, а воздух уже разогрелся как в разгар лета. Птички заливались пением и юрко перелетали с ветки на ветку. Листья деревьев активно зеленели, молодая травка задорно топорщилась из земли, просыпались вездесущие одуванчики. Этой ночью Шмюльц спал мало. Только прикорнет где-нибудь на стеллажах с готовой продукцией, как его сотовый начинал трезвонить. Это упаковщик со второй линии зван его на помощь, Шмюльц открывал глаза, произносил несколько бранных слов в адрес приготовителя смеси, слезал со стеллажей и плелся на линию. На второй линии полночи шел брак. Шла неровность на полотне, а Шмюльц никак не мог настроить давление и температуру. Вроде бы настроит все чин-чинарем, пойдет ляжет отдыхать, а упаковщик опять звонит: «Петро, иди сюда, опять неровность!» Шмюльц приходил, опять настраивал, но опять шла неровность.

      Другой бы на его месте остановил линию, да и он сам бы ее остановил, если бы не срочный заказ на утро. К восьми утра на складе должно быть сто тридцать упаковок «Монако». Так потихонечку набирались недостающие упаковки: пять панелей брак – одна хорошая. В конце концов, уже под утро Шмюльц остановил вторую линию, потому что брак достигал девяносто пяти процентов. Шмюльцу пришлось перенести рулон ламината «Монако» на третью линию и гнать «Монако» уже там, ради чего пришлось пожертвовать «Папирусом», хотя на него тоже был закал из Каменки. «Папирус» пусть делает Гусеницын, который сменит Шмюльца в восемь утра. Вот только Плотник будет немного, мягко