Десять писем. Лия Аструм

ни спустя пятнадцать минут, ни полчаса.

       Пролистав на несколько раз новости в «Твиттер», я сыграла в игру на телефоне и по пятому кругу пересчитала количество роз в вазе. Осознав, что моё терпение на исходе, я подняла взгляд на Энджел. Она не смотрела на меня в ответ, но на её губах играла злорадная усмешка. Это стало последней каплей.

      Возмущение подобно петарде взорвалось в моей голове, разрывая все мои с тщательностью выстроенные ментальные барьеры. Я сорвалась и решительно направилась к двери, на ходу отмечая, что блонди как ужаленная подпрыгнула и бросилась вслед за мной. Но было поздно.

      Дверь была не закрыта и отлетела от стены с ужасным грохотом. Казалось, звук раздавшегося удара эхом пролетел всю сотню этажей. Алекс стоял лицом ко входу, прислонившись бедром к столу, и просматривал какие-то бумаги. На моё эффектное появление под аккомпанемент мощного аккорда он резко вскинул голову и уставился нас.

      – Какого хрена, Алекс, я должна сидеть и часами ждать тебя, чтобы задать один-единственный вопрос?! – заорала я.

      У Энджел рядом со мной, казалось, сейчас случится инсульт от моей наглости.

      – Мистер Миллер, – затараторила она. – Я не успела её остановить, прошу прощения, мы уже уходим. – И она больно схватила меня за локоть, чем взбесила меня ещё больше.

      Я уже честно намеревалась преподать этой стерве урок, но Алекс резко захлопнул папку с документами, привлекая моё внимание.

      – Энджел, оставь нас, – ледяной тон немного поумерил мой пыл.

      Энджел, будто не верила в происходящее, и глупо хлопала своими длинными ресницами, как корова на лугу.

      – Сейчас же, – резко сказал он и со звучным шлепком кинул папку на стол.

      Поджав недовольно губы и отпустив мой локоть, она вышла, оставив нас наедине.

      В кабинете воцарилась тишина. Алекс хмуро смотрел на меня из-под сдвинутых на переносице густых бровей.

      – Что за спектакль? – Ровная интонация и никаких всплесков агрессии. Лишь голубые глаза, полыхающие откровенной злостью, выдавали его с головой.