Записка самоубийцы. Валерий Шарапов

матери скажу, – пригрозил Остапчук, и Витька тотчас сник. Он боялся не матери, а того, что она начнет плакать, и это страшное оружие она пускала в ход по любому поводу.

      Анчутка же, отойдя в сторонку, делал вид, что все происходящее его не касается. Он как раз рассматривал групповой фотопортрет сорок второго года выпуска, как сержант позвал:

      – Поди-ка сюда. Тебя с нарочным, что ли, приглашать трэба?

      – А… чего я-то сразу?

      – Для порядку. Давай выворачивай карманы.

      Яшка сделал такое движение, будто собирался бежать, но Маслов решительно перекрыл путь к двери, а Санька потянул к нему радостно трясущиеся руки.

      – Ну-ну, – урезонил сержант, – давайте без самосудов и анархии. Ты чего стесняешься?

      – Ничего я не…

      – Тогда карманы показывай. Ты, дружок, дрался и на школьный двор завалился, где тебе делать нечего, а теперь стесняешься. Как-то подозрительно.

      Анчутка, вздохнув, шагнул к столу, начал опустошать карманы. Пачка «Казбека», спички, две зажученные в рукав карты – валеты треф и пик, – которые он позабыл сбросить в притоне, два куска сахару…

      – Все.

      – Врет, зараза, – с отвращением заявил Санька. – Под мышкой у него еще карман нашит. И топорщится.

      – Иуда, – негромко, в сторону и только для бывшего приятеля буркнул Яшка.

      – Давай лучше сам, – посоветовал Иван Саныч. – Если я тебя сам обыщу, нехорошо же выйдет. Не чужие мы с тобой люди, чай?

      Бывалый Яшка колебался недолго. Чтобы, гордо подбоченившись, заявлять, что не желает или, там, «где ордер на обыск», нужны безупречная биография, воспитание и навыки чистоплюйства. Анчутка же, вздохнув, с покорным видом выложил на стол пачку денег – и, как нарочно, выпало и Гринино колечко со стекляшками.

      Остапчук, на глаз прикинув сумму, присвистнул.

      – Товарищ Канунников, откуда дровишки? Тут же полторы, а то и две твоих зарплаты. И это вот, – он осторожно ухватил толстыми пальцами хрупкую вещицу, – с какого возу упало?

      – В карты выиграл, Иван Саныч, – пробормотал Яшка, отводя глаза. – Ну что вяжетесь-то?

      – Играл и выиграл. Потому и болеешь? – неискренне посочувствовал сержант. – Винишко, пивко, картишки… Доиграешься, товарищ. Доиграешься, я тебе точно говорю, пустой ты человек. Забирай и вали отсюда, чтобы глаза мои тебя не видали.

      – На работу, стало быть, настучите? – спросил Анчутка, которому в голову пришла идейка, по всем раскладам – блестящая.

      По всей видимости, опытный Остапчук что-то услышал в его голосе или разгадал замысел до того, как сам Яшка его додумал, но он с пренебрежением заметил:

      – Иди уж. И скажи спасибо, что я сегодня добрый.

      – Благодарствуйте, – пробормотал Анчутка и исчез за дверью.

      Санька, чуть не лязгая зубами, проводил его кровожадным взглядом.

      – Зря вы его отпустили, – вежливо заметил Маслов. – Он наверняка что-нибудь да украл.

      – Знаешь ли, Виктор, не тебе такие вещи говорить, – парировал сержант. – И вообще.