Опять 25!. Юлия Набокова

сливках и рухнула к ногам Аполлинарии.

      – Ксюша, детка! – Аполлинария бросилась на помощь, протянула руку.

      Но Ксюша опять схватилась за сковороду и погнала Аполлинарию в коридор.

      – Воры, грабят! – трубила она, загнав ее в угол. – Куда бабушку дели?

      – А я, по‐твоему, кто? – защищалась Аполлинария, швыряя в нее сапогами.

      – Проходимка, мошенница! – неистовствовала Ксюша. – Я сейчас полицию вызову!

      Она попятилась к телефону, стоявшему на трельяже, и уже схватила трубку. Встречи с участковым Ваней Кулебякиным Аполлинария допустить никак не могла. Ваня только на днях жаловался, что скучает на работе, и рассказывал, как мечтает о настоящем расследовании. В дело об исчезновении пенсионерки Аполлинарии Осетровой он вцепится, как голодный бультерьер, и не угомонится, пока не выяснит правду. Появись здесь Кулебякин, у Аполлинарии два пути – или в кутузку, или в дурдом. Не для того она хотела стать молодой.

      – Прости, Чебурашечка! – пискнула она и всем весом налетела на внучку.

      Не ожидавшая такой прыти Ксюша выронила трубку, но сковородку не выпустила. Завязалась борьба.

      – Да уймись же, детка! – умоляла Аполлинария, тесня внучку пышным бюстом. – Это же я, твоя бабушка. Давай поговорим спокойно.

      – Бабушка? – взревела Ксюша. – Да ты на себя в зеркало посмотри, лошадь Пржевальского!

      Обе одновременно повернулись к зеркалу, перед которым боролись. Из отражения на них таращились запыхавшиеся девушки, похожие, как сестры.

      – Ксюша, – выдавила Аполлинария, – ты правда видишь меня молодой? Значит, я не сошла с ума?

      – Да по тебе тюрьма плачет! – Ксюша замахнулась сковородой, но Аполлинария ловко увернулась и юркнула в свою комнату.

      – Я докажу, что я это я! – крикнула она, хватая с полки фотографию.

      Позади раздался вой раненого быка. Это Ксюша влетела в комнату, потрясая чугунной сковородкой. Аполлинария зажмурилась, выставив вперед рамку с фотографией. Как будто она могла защитить ее от удара! «Надо было купить тефлоновую, – запоздало подумала она. – С тефлоновой у меня бы еще были шансы выжить».

      Время остановилось, и перед Аполлинарией пронеслась вся ее нехитрая жизнь. Учеба в педагогическом, дружба с Мишей, оставившая полынный привкус предательства. Свадьба с Виктором, рождение сына Кости, работа учительницей русского языка и литературы в школе, очереди за колбасой в советские времена, поездка с семьей на Кавказ, свадьба Кости, рождение Ксюши, похороны Кости и Любы – они погибли в аварии, когда Ксюше было всего четыре. Ксюшка – малышка, школьница, студентка. Выход на пенсию, чужие дети, для которых она няня Поля, а Ксюшка уже взрослая женщина, фурия со сковородой…

      – У тебя маникюр, как у бабушки, – донесся до нее потрясенный голос Ксюши, и Аполлинария открыла глаза.

      Притихшая внучка стояла перед ней, опустив орудие членовредительства, и переводила взгляд со старой черно‐белой фотографии на лицо Аполлинарии и обратно.

      – Такого сходства не бывает, – ошеломленно