Растревоженный эфир. Ирвин Шоу

или на разбирательстве, которое ему предстоит? Что мы тогда будем делать?

      – Тогда я, разумеется, – Хатт тепло улыбнулся Арчеру, – сочту за честь вновь сотрудничать с ним.

      – Тогда почему не дождаться решения Иммиграционной службы? – спросил Арчер. – Почему вы должны депортировать его заранее?

      – Я собираюсь сказать что-то ужасное, – опять короткая улыбка, – но надеюсь, за эти слова вы не затаите на меня зла. Мы не можем позволить себе такой роскоши. Радио, как вы оба, несомненно, знаете, переживает трудные времена. Я не сильно погрешу против истины, сказав, что сейчас мы боремся за выживание. Наш новый, совсем недавно появившийся конкурент – телевидение набирает силу, отнимает наших клиентов и аудиторию. Экономическая ситуация в стране неопределенная, отток рекламы наблюдается везде. Прежние времена, когда мы могли делать все, что угодно, не опасаясь последствий, ушли, возможно, навсегда. Мы балансируем на краю пропасти, господа… и достаточно легчайшего толчка, чтобы сбросить нас в бездну. Мистер Покорны и связанные с ним проблемы могут стать таким толчком. Американского гражданства у него нет, и вскоре, я думаю, Иммиграционная служба представит доказательства того, что он нарушил законы нашей страны, чтобы ступить на ее территорию. Он не столь знаменит, чтобы общественность закрыла глаза на его проступки, возможно, в наши дни таких знаменитостей просто нет, и лично я считаю, что ради него не стоит ломать копья… – Хатт улыбнулся, словно извиняясь за свои слова, но лицо осталось жестким, словно было вырублено из дерева. – К сожалению, в отношении мистера Покорны решение окончательное и обжалованию не подлежит.

      Хатт помолчал. Арчер смотрел, как тот раскуривает сигарету. Вставляет ее в длинный черный мундштук, подаренный ему во время войны одним генерал-лейтенантом, чиркает зажигалкой. Худощавый, с аристократическими манерами, опасный. «Бедный Покорны! – подумал Арчер. – В эту зиму ему устроили незапланированные каникулы».

      – Что же касается остальных, – все так же шепотом продолжал Хатт, выпустив струю дыма, – я, как и говорил, не стану отменять решение О’Нила. Он обещал вам две недели, и вы их получите. Но я не намерен скрывать от вас, что лично я такого обещания вам бы не дал. Кроме того, я не понимаю, какую пользу вы можете извлечь из этой задержки…

      – Я говорил О’Нилу.

      – Знаю, – кивнул Хатт. – О’Нил мне все объяснил. Надеюсь, Арчер, вы не обидитесь на меня, но я думаю, что вы очень наивны.

      «Почему бы мне просто не встать и не уйти?» – подумал Арчер.

      – Я боюсь, – слова Хатта едва перелетали через стол, – что вы оставили без внимания подоплеку этой истории, Арчер. Как вам известно, в Вашингтоне у меня довольно много знакомых…

      – Я знаю, – вставил Арчер.

      – А поскольку я принимаю участие в формировании общественного мнения, – иронию в голосе Арчера Хатт предпочел не услышать, – то меня время от времени приглашают туда. Спрашивают совета и, что не менее важно, дают советы.