Цветы лазоревые. Юмористические рассказы. Николай Лейкин

да собери этой самой кондитерской грызни по части сухоядения. Понял?

      – Понял-с…

      Лакей сверкнул фалдами фрака.

      – Постой!

      – Что прикажете?

      – Мы там у швейцаров шубы оставили. Четыре шубы. Сохранны они будут?

      – Помилуйте… Как же-с… Завсегда сохранны… Ведь под номер оставили.

      – Нет, я к тому, чтобы не переменили как-нибудь по ошибке. Шубы-то у нас ведь очень дорогие…

      – Будьте покойны-с… У нас никогда…

      Лакей побежал.

      – Ведь сомнение ты на меня навела насчет шуб-то… – заметил своей жене черноволосый купец. – Действительно, ежели все четыре шубы взять вместе – больше трех тысяч стоят.

      – Что ты! Что ты! И все четыре тысячи с походцем… – сказал белокурый купец. – Женина бархатная ротонда на чернобурых лисах полторы тысячи стоит, да мои ильки с бобром – восемьсот пятьдесят. Вот тебе уж две тысячи триста пятьдесят. Ваша шуба, Анна Афанасьевна, сколько дадена? – спросил он востроносенькую даму.

      – Девятьсот тридцать, да и то по знакомству.

      – Ну, будем считать тысячу… Значит, три тысячи триста пятьдесят. Ну а твоя шуба? – обратился белокурый купец к черному.

      – Мои ильки и бобры далеко лучше твоих. Они больше тысячи.

      – Да… Как сказал, что четыре тысячи с походцем, так и вышло. Четыре тысячи триста… Шутка! Ведь это капитал. Домишко можно купить. Конечно, я не думаю, что их украдут, но ведь обменить могут как-нибудь по ошибке.

      Востроносенькая дама вспыхнула.

      – Что вы, Петр Захарыч! Вы меня пугаете! – проговорила она.

      – Впрочем, нет… – успокаивал себя белокурый купец. – Здесь около вешалок народ аккуратный. И наконец, у нас номер от шуб.

      – Да ведь номер-то один, а шуб-то под него сдано четыре, – возразил черный купец. – Чем докажешь, что мы четыре сдали?

      – Ну, Бог милостив, – сказала востроносенькая дама.

      Подали чай. Мужчины начали пить с коньяком, дамы пили со сливками и грызли чайное печенье. Орган так и гремел.

      – Какова машина-то, Анна Афанасьевна? Что твой оркестр калегвардов! – сказал востроносенькой даме белокурый купец.

      – Ну вас… Мне после ваших шубных слов и машина не в машину, – отвечала та. – Такое мнение, что просто ужасти.

      – Да… – задумчиво протянул черный купец. – И дернула нас нелегкая в парадных гулевых шубах в трактир идти! Ведь целый капитал незнакомым персонам поверили!

      – Надо бы там не раздеваться, а сюда в шубах войти, да здесь их перед своими глазами и положить на стульях, – заметила курносенькая дама.

      – В том-то и дело, что здесь в комнаты в шубах не впускают, а такое обнаковение, что раздевайся у швейцара, – отвечал белокурый купец.

      – Ну что тут! Авось и не подменят! Двинем по рюмочке коньячишку гольем! – предложил черный купец.

      – Не пьется, брат, что-то… Все шубы на уме. Не пойти ли разве в швейцарскую да не посмотреть ли, целы ли? Будто за носовым платком. Будто носовой платок в кармане забыл.

      – Конечно