Чего мужчины не знают. Вики Баум

прекрасной формы доб, на котором иногда вздувалась жилка – признак нетерпения, волнения, самообладания. При темных волосах светлые глаза и большой, твердый рот. У него была кожа золотистого оттенка, которого до сих пор Эвелина не встречала ни на одном лице…

      – Такой цвет лица можно приобрести в Калифорнии. На побережье у меня есть апельсиновые плантации…

      – Этот шрам? Когда во время великой войны я служил в авиации, я свалился однажды с машиной…

      – Да, я забавная смесь: мои дед и бабка французы, моя мать из Нового Орлеана. Отец ирландец, но его мать происходила из одной из самых старых испанских семей в Калифорнии… Да, у меня скверные манеры. Это оттого, что я прожил целый год на Кубе. Те хорошие манеры, которым я научился в Китае, совсем позабылись на Кубе…

      Эвелина лежала с закрытыми глазами, вспоминая эти обрывки разговоров. Внезапно у нее перехватило дыхание. Ландсгерихтсрат Дросте, Дюссельдорферштрассе 47, квартира из четырех комнат, хорошая, порядочная немецкая семья среднего достатка – как могло случиться такое чудо, что сюда пришел Франк Данел, принеся с собой романтику приключений, просторы, неизвестный широкий мир. Как мог он придти издалека, для того, чтобы вернуться обратно в эту даль.

      – Уплатила ты по газовому счету? – спросил судья входя.

      Эвелина вздрогнула, как будто он мог прочесть ее мысли.

      – Нет, – виновато прошептала она и прибавила – как я могла.

      Курт вложил свои брюки в зажим и повесил их на окно. Потом аккуратно поставил ночные туфли – задник к заднику около кровати. Он был не педантичен, а только методичен. Пружины матраса легонько зазвенели, когда он лег в кровать. – Потушить свет? – спросил он.

      – Пожалуйста, – с облегчением ответила она.

      Желанная темнота ласково покрыла ее сомкнутые веки.

      – Послушай, мышка, – начал Курт с другой кровати. – Если я напишу чек и оставлю тебе, ты не забудешь сразу же с утра послать его газовой компании? Эвелина задумалась. Ей казалось, что этим она возьмет на себя сложную и тяжелую ответственность.

      – Не думаю, – наконец ответила она.

      – Если мы будем медлить дальше, у нас закроют газ, – предупредила соседняя кровать.

      Эвелина упрямо молчала. Будет газ или нет ей было все равно.

      – Ну ничего, мышонок, – сказал наконец Курт. Его слова прозвучали до смешного трогательно. Он протянул к ней руку и подсунул ее под плечо Эвелине в дружеском объятии. – Устала? – спросил он.

      – Очень, – ответила она.

      – Ну что ж… спокойной ночи, – сказал Курт.

      Эвелина устроилась у него на руке. Это было их постоянной привычкой.

      – Спокойной ночи, – сказала она.

      Она долго еще не спала. Столько нужно было вспомнить, о стольком поразмыслить. Никогда еще во всей ее жизни у нее не было стольких тем для размышлений и воспоминаний.

      – Дети, – думала она. – Но Клерхен и Берхен совсем другое. Они милы, они очаровательны, но это не помогает. Неправда,