Вредители. Александр Накул

Я просто отрабатывал скоропись.

      – Но раз ты так отвечаешь ― это возможно?

      Кимитакэ хмыкнул.

      – Даже если бы я владел этой магией, я бы не стал её показывать ― ни тебе, ни кому-то другому?― сказал он,― В наше время это может только накликать беду.

      – Ты не должен удивляться, что тебе приходится что-то скрывать,― заметила маленькая Ёко,― Мы все носим маски.

      – С масками тоже всё непросто,― заметил Кимитакэ,― Если бы ты изучила этот вопрос получше…

      – Я думаю, ты это можешь рассказать мне по дороге,― заявила девочка, разворачиваясь на каблуках. И зашлёпала прочь, куда-то вверх по склону.

      Кимитакэ поспешил следом. Он не очень понимал, зачем это делает. Может, он всё ещё надеялся отобрать блокнот и тетрадь, что пропали в её безразмерном портфеле.

      – Куда мы идём?― спросил он, когда догнал девочку.

      – К трамвайной остановке.

      – Зачем?

      – По домам поедем. Ты, похоже, не заметил, что твоё стояние под мостом уже потеряло всякий смысл. А сейчас по дороге ты мне всё расскажешь.

      Кимитакэ ничего не оставалось, как продолжать нести свет просвещения.

      – Всё дело в том,― говорил он, почти задыхаясь,― что мы до сих пор наследники культуры древнего Китая. А Небо не всегда говорило с древними китайцами, медиумы ― это вообще тема южных племён, вроде Сычуаня. Небо вместо разговоров дарило им внеземные письмена, посылало знаки. Слово «письменность» в китайском языке произносится как «вэнь» и это не только литература. Вэнь ― это узор звёздного неба, форма древесных листьев, зловещая игра пятен на боках хищного леопарда. Также есть человеческий вэнь, и это весь декорум культуры. Можно сказать, что есть небесные письмена ― это солнце, луна и звёзды, есть письмена земные – это пять гор и Четыре моря, и, наконец, есть человеческие письмена ― это и иероглифы, и ритуалы, но самое сложные ― это устройство городов и распорядок дворцового быта. Потому что города растут словно сами собой, а дворец должен управлять всей страной, не покидая своих границ. Поэтому в таких делах не обойтись без магии и без письменности. Так мы приходим к иероглифам.

      – Это ты ловко заметил!

      – Это не я заметил, а каллиграф Чжан Хуайгуань. Он жил во времена династии Тан.

      – Да, может быть он это и заметил. Но ты ― заметил его. Это тоже что-то значит.

      – На самом деле, самые базовые вещи,― пробормотал Кимитакэ и замолк, словно его накрыла смертная тень.

      Они уже подошли к остановке. Трамвая пока не было ― в военное время они ходили редко.

      Ёко развернулась к старшему мальчику, чуть не задев его голову краем зонтика и обдавая промозглыми каплями. Тот терпел с самурайской невозмутимостью. Он подумал, что сейчас она наконец-то отдаст ему блокнот и тетрадку ― но вместо этого она помахала той самой чёрной книжечкой.

      – Я тебе успела сказать, что у меня здесь?

      – Нет,― ответил Кимитакэ,― но думаю, что-то интересненькое.

      – А ты тоже всем интересуешься?

      – Всем, что имеет отношение к каллиграфии.

      Внезапно