Однажды в Лопушках. Карина Демина

произнесла Линка, – все-таки в деревню?

      В деревню некромант идти отказался, а уговаривать мы не стали. Взрослый, чай. Разберется. Назад мы шли через Лопушанку, в которую Ксюха Васятку загнала и не выпускала долго. И сама залезла, отшептывала, водой поливая. А Васятка стоял смирнехонько, пусть и видно было, что не по нраву ему оно.

      – Холодно, – пожаловался он, на берег выползши.

      И носом шмыгнул.

      И чихнул.

      – Побежали, согреешься, – предложила я, глядя на тощее Васяткино тельце. И ведь ест-то он нормально, побольше меня, а куда что девается? Кожа рябая ребрами натянута, хребет выпирает, а живот впалый до того, что того и гляди пальцем Васятку насквозь проткнешь.

      – Не догонишь! – взвизгнул он и понесся.

      А Ксюха, глянувши вслед Васятке, сказала:

      – Надо бы и дружка его… и сегодня пригляни, а то вода темная, густая, а ну как позовет?

      Я кивнула.

      – Тетке сказать придется…

      – Придется, – согласилась Ксюха.

      – Васятка обидится.

      – Зато живым будет, – Линка жевала стебелек ежи сборной. – А обида пройдет.

      И верно.

      К дому Беспального мы пошли вместе, да только, сколь ни колотили в железную калитку, никто-то не открыл.

      – Я папке скажу, – решила Ксюха.

      На том и разошлись.

      Васятка был дома, забрался на печь, накрылся старым тулупом, там и дрожал, что лист осиновый. Тетка на него поглядывала искоса, но ничего-то не спрашивала.

      Пришлось каяться.

      Мне сперва, а там и Васятке, который, конечно, сперва дулся, но как тетка сунула ему кружку горячего молока, приправленного медом, а к нему ломоть свежего хлеба, так и перестал.

      – Взрослеешь, – сказала тетка. И ко мне кружку подвинула.

      Хлеб был самопечным, а я и не заметила, чтоб она опару ставила. Стало быть, не тут… к дядьке Святу ходила? Верно, вон, лежит на столе, свернулась тонкими кольцами вяленая колбаса. И пахнет чесноком, травами, мясом.

      Я же хлеб грызу.

      – Ксюха сказала, что вода позвать может. Как бы… не вышло чего, – я подбирала крошечки. Хлеб у тетки получался знатным, с тонкою хрустящей корочкой, с нежною мякотью, в которую проваливались крошки соли. И есть было до того вкусно, что не хотелось ничего, кроме хлеба.

      Правда, на столе появились миски со щами, и я передумала.

      Хлеб со щами вкуснее будет.

      – Сама к нему схожу, – сказала тетка, Васятку поманивши. Тот из-под тулупа выбирался осторожно, явно памятуя, что рука у матушки тяжелая.

      – Дядьку Свята возьми…

      Она покачала головой.

      – Ушел он. Полнолуние скоро, повел молодняк на дальнюю заимку.

      Я кивнула.

      А и вправду до полнолуния всего ничего. То-то сегодня никого из стаи в Лопушках не видно было. Оно-то, конечно, оборотни давно уж приноровились жить подле людей, но все одно луна кровь будит.

      Вот и колобродят.

      – А вот Игорька, пожалуй, кликну…

      – Это которого?

      – Святов старшенький, или не помнишь? – тетка