Леди, которая любила лошадей. Карина Демина

ты что скажешь?

      Под строгим взглядом Василиса поежилась.

      – Мне… не знаю, я просто… он был неправильным, тот человек. И я захотела посмотреть, что с ним не так, – прозвучало на редкость жалко. – Я вышла. И…

      – Посмотрела?

      – Да.

      – И?

      – Это был он.

      – Кто?

      – Ижгин, – сказала Василиса. –Василий Павлович. Он просто личину нацепил. Только что-то все равно не легло, если я заметила.

      – Легло, – очень мрачно произнес кучер. – Хорошо легло. Я не заметил, а у меня…

      Он поднял руку, демонстрируя широкий кожаный браслет, украшенный серебряным узором.

      – Вот как, значит… – Марья посмотрела на след. Огонь, пролетев по улице, опалил пару деревьев, обратил в пепел петунии, не тронув каменную цветочницу, и исчез. – Что ж… ты найди Вещерского. Пусть разберется, почему всякие беглые приказчики огненными заклятьями первого уровня швыряются.

      – А…

      – А мы еще не все шляпки посмотрели, – Марья взяла Василису под руку. – Знаешь, мне нравится эта девочка. Как думаешь, она не согласится переехать? Конечно, Гезлёв город симпатичный, но народец здесь какой-то чересчур уж консервативный… и вот так везде! Если где и появится какая прелесть…

      Колени дрожали.

      И руки тоже дрожали. И, наверное, Василиса бы расплакалась самым позорным образом, если бы не спокойный голос Марьи…

      Туман расползался.

      И собирался.

      Он словно чувствовал настроение Демьяна и его желание добраться до того подлеца, который едва не убил девушку. Василиса была бледна. И шляпка из темного шелка подчеркивала эту ее нехарактерную бледность.

      Растерянный взгляд.

      Пальцы, которые то касаются друг друга, то собираются в кулачки, и тогда узкий подбородок поднимается, будто она, Василиса, готовится дать отпор.

      Вещерский мрачен.

      Он дважды прошелся по улице, но след потерял, и это его злит. Его злость густая с богатым лиловым оттенком, один в один варенье, что матушка варила в августе-месяце из соседских слив. А вот некромант спокоен. И спокойствие это отнюдь не только внешнее.

      Выходит, он, Демьян, привыкает?

      К дару этому? Или правильнее было бы его проклятьем назвать?

      – И это, прошу заметить, совершенно возмутительно, – над княжной Марьей туман клубился, и Демьян не мог отделаться от ощущения, что тот того и гляди полыхнет. – Средь бела дня в приличном месте…

      – Извини, дорогая.

      – А если бы не защита? Если бы… – бледные руки взметнулись, и воздух вокруг ощутимо нагрелся.

      – Как вы себя чувствуете? – тихо спросил Демьян, пока Вещерский утешал супругу, а некромант разглядывал шляпку, представлявшую собою поле искусственных роз, среди которого потерялась мертвая белая птица.

      – Хорошо, – солгала Василиса.

      – Неправда, – зачем-то сказал Демьян, хотя вежливо было бы со словами согласиться.

      – Неправда, – она вздохнула. – Странно. И… страшно. Меня еще никогда убить не пытались.

      Она потерла