Майские сны под липами Саксонии. Иван Карасёв

Хайнц доковылял до широкого кожаного дивана у противоположной стены и совсем обессиленный рухнул на него.

      ***

      Конвойные вернулись за полночь, жутко уставшие, голодные и злые. Мало того, что их накормили всего один раз в тот день, им вместе с немцами пришлось проторчать у пункта сбора пленных часа четыре, потому что сдавать колонну было некому – все куда-то запропастились: и начальник ДПСП, и его помощник на месте отсутствовали, а сержант – старший караула отказывался оформлять бумаги, мол, не его это дело. Только ближе к пяти вечера появился главный, пленных пересчитали, приняли, оголодавшим за день бойцам Каблукова не без препирательств дали по миске каши с редкими волосинками тушёнки. Даже для этого Лизунову пришлось идти в штаб права качать, но, когда речь шла о еде, он не робел. И только часов в восемь, поев и отдохнув после приёма пищи, конвойные наладились в обратный путь.

      Увидев одинокого Каблукова у ворот усадьбы, Лизунов моментально понял ситуацию и сходу спросил ротного:

      – Комбат ещё здесь?

      – Тут. Спит. Пленных доставили? – больше для поддержания разговора поинтересовался Каблуков.

      – А куда ж они денутся? – Лизунов протянул приёмо-сдаточную ведомость.

      – Молодцы!

      – Молодца на кусок хлеба не намажешь, лейтенант!

      – Ладно, ладно, придумаем, как вас поощрить. Посмотрите в доме, там жратва оставалась, а потом спать, устали небось.

      – Ещё бы, знаешь, как нас на ДПСП промурыжили? Эти-то сидели, фрицы наши, а мы вокруг них колечком стоим, чтоб ни одна падла ни дёрнула. Да дорогой всё время наготове, каб на повороте каком не устроили чего.

      – Всё, завтра расскажешь, ужин и отбой! – Каблуков знал за Лизуновым слабость преувеличивать собственные заслуги.

      На том и расстались, Лизунов повёл своих бойцов в бауэрскую гостиную, где на большом, семейном столе лежали три початых круга кровяной колбасы, хлеб, несколько взрезанных ножом банок американской тушёнки, большой шмат сала и немного почиканная копчёная свиная нога. «Ну хоть голодными не останемся, мужики, налетай!» – скомандовал Лизунов, наглядно демонстрируя как надо расправляться с припасами сбежавшего бауэра.

      Однако о недополученной доле выпивки Лизунов не забыл и утром не побоялся явиться с претензией к самому Выгоревскому пред ясны очи. Комбат устроился на услужливо вынесенном кем-то во двор кресле с подлокотниками в виде вырезанных из дерева львиных голов и потягивал чаёк из такой же, как у Каблукова накануне, чашки с полуголыми античными красотками. Выгоревский был выбрит, причёсан, на лице румянец – всполоснулся холодной водой из ручья – свежий кавалер, как будто и не пил четыре дня подряд. Завидев Лизунова, начал разговор первым:

      – Лизунов, ну как, немецкие бабы дают? – по тону было понятно, что комбат находится в хорошем расположении духа и тему такую затронул лишь по привычке.

      Лизунов сообразил, что майор не собирался на самом деле стружку