Я наблюдал за тобой. Стейси Рум

что там написано, в этой вашей записке, это все ложь. Он написал это для того, чтобы тебе было легче отпустить его. И ему тебя тоже. Перед отъездом в Швецию, а не перед смертью. Но потом случилось непредвиденное.

      Как бы хотелось, чтобы Ник оказался прав. Но даже если это действительно так, это все равно больше не имело никакого значения. Туре мёртв. Какая разница. На самом ли деле он меня разлюбил – эта тайна навечно уйдёт с ним в могилу.

      – Нам тоже пора. Вы, наверное, спать хотите, – нашла в себе силы произнести я, хотя идти куда-то именно сейчас – меньшее, чего мне хотелось.

      – Бред. Оставайтесь у нас. Мы расстелем вам в комнате Ромыча, а его выселим на пол в гостиную.

      – А может, тебя выселим? Хотя он прав, девчонки. Оставайтесь. Ради вас я даже готов и правда расстаться со своей любимой тёплой кроваткой. Но только ради вас!

      – Ребята правы, – согласилась Вика. – Нечего нам сейчас ехать. Да и некуда.

      Я слегка улыбнулась. Наверное, если бы не друзья, пережить эти часы мне было бы в сотни, тысячи раз труднее.

      Ромыч, несколько минут назад усевшийся на пол, встал и куда-то исчез, а спустя какое-то время вернулся, держа в руках нечто наподобие книги.

      – Это альбом, – пояснил друг. – Смотрите, это был конец первого семестра, последняя пара. Помните?

      Мы все придвинулись ближе, чтобы разглядеть. С фотографии смотрели тринадцать гордых и счастливых лиц в белых халатах: двенадцать нас и один преподаватель. Здесь Лина еще носила брекеты, Анжела не успела перекраситься в блондинку, а Ира стояла в больших дурацкой формы очках. Сейчас она сменила их на линзы.

      Но красивее всех на фото вышел Туре. Он стоял позади преподавателя, высокий, статный, красивый, с густыми каштановыми волосами. Улыбка на его лице сияла в тон нашим халатам. Казалось, с того дня он совсем не изменился: в моей памяти он навсегда останется таким же счастливым и свободным, как на этой фотографии.

      – Ты хранишь альбомы с фотографиями? – улыбнулась я.

      – Ромыч у нас всегда одной ногой на шаг позади.

      – Вообще-то, печатные фотки – это круто, – оскорбился друг. – Если твоя пустая голова этого не понимает, то ты просто бесчувственный сухарь, который не умеет видеть прекрасное в обычных вещах.

      Ник лишь презрительно хмыкнул.

      – Я думаю, нам нужно устроить что-то вроде…поминок? Нет, звучит отвратительно. Что-то вроде вечера памяти, – предложил Ромыч. – Прямо завтра, после похорон. Соберёмся все. Вспомним все хорошее, что нас связывало. Посвятим ему песню. Мне кажется, нам всем это нужно.

      – Это хорошая идея. Я спрошу в деканате, возможно, нам даже выделят аудиторию.

      – Если они этого не сделают, это будет высшей степени кретинизм, – отметил Ник.

      Мы пошли спать, когда фонари за окном начали гаснуть, а где-то на горизонте забрезжил рассвет. Времени на сон оставалось не так много, но спать все равно не хотелось.

      Парни на самом деле постелили нам в комнате Ромыча и даже любезно дали свою одежду. Специальных средств для снятия макияжа у них, разумеется не было, но сейчас для