Ловцы и сети, или Фонари зажигают в восемь. Дмитрий Рокин

практически дембельскому хамству.

      – Нам сюда, – её ладонь грациозно коснулась двери. – Ты можешь спать вот на этом диване. Спальник тебе вряд ли пригодится.

      Опрятный, крутобёдрый диван нежно-кремового цвета, стоящий у широкого окна и разложенный открытой на самой интригующей странице книгой, примерялся к Вовиному росту – поместится ли этот скуластый, небритый господин целиком? Поместится.

      – У меня привычка брать его с собой. В той времянке бывали, мягко говоря, проблемы с отоплением. Там старый газовый котёл был и вечно ломался. Тебе же всё это очень интересно. А ты, видимо, будешь почивать на этой необъятно прекрасной перине?

      Кровать Алёны действительно оказалась выдающейся в пространственном и качественном выражениях, подразумевающих целую церемонию отхода ко сну.

      – А ты догадливый, – деловитая Алёна встала руки-в-боки у ложа, размышляя о том, как бы она сама оценила подобное великолепие, увидь его со стороны. – Ладно… Бросай вещи тут. Пойдём есть.

      Просторная кухня отдавала бледно-бежевым. Стройность линий наводила тоску. Грация полузастывших теней играла в прятки с пламенем свечей, установленных на антикварных пятизубцах, и неживыми огнями диодных, умело спрятанных подсветок, стекающих откуда-то из-под граней потолка. Чрезмерная изысканность винтажной мебели сохраняла самообладание при виде любого, даже самого требовательного гостя. Кухня самодовольно пищала, лоснилась, пряча за помпой гарнитура изыски посуд, созданных трудолюбивыми руками, а не бездушным конвейером. Всё здесь было как-то излишне непросто даже в мелочах: рукояти ножей красовались сложным орнаментом, встроенная техника блестела редкостью металлических сплавов и богатством интерфейса, и даже фитили свечей давали, сгорая, породистый, с позолотой, свет. А по итогу всё это не произвело вообще никакого впечатления на Вову – он осмотрел кухню беглым мещанско-недотошным взглядом, глазом ни за что не зацепившись.

      – Давай на барной стойке засядем, как в кино, – Вова кивнул в сторону приветливо подмигнувшего древесного полотна бара, вскрытого посередине широкой жи́лой эпоксидной смолы, напоминающей изгибами Волгу.

      – Привык к стойке? – негодовала Алёна. Она долго и вкрадчиво подбирала убранство стола, и, когда достигла совершенства, осталась исключительно довольна собой. А теперь этот дикарь всё испортил.

      – Я не дикарь, я просто из пролетарской семьи.

      Вова, забрав свою тарелку с пригорком устриц, аппетитным куском белой рыбы океанских кровей и щепоткой брокколи, взгромоздился на высокий барный стул. Алёна последовала его примеру, прихватив свечи, яркие язычки которых в пьяной грации уклюже колыхнулись и приглушились в движении, чтобы вновь воспрять в статике.

      – Вино открой, мужчина. Вон там стоит, на столешнице. Штопор рядом. Как и бокалы, – распоряжалась Алёна-хозяйка.

      – Хорошо, женщина. А тут разве нет какого-нибудь специально