Избранное. Джек Лондон

      — Генри, — позвал он, — а Генри!

      Генри заворчал спросонок:

      — Ну, что там еще?

      — Ничего особенного, только их опять семь. Я только что сосчитал.

      Генри ответил на это сообщение густым храпом.

      Наутро он проснулся первым и разбудил Билла. Было уже шесть часов, но рассвет ожидался не раньше девяти, и Генри в темноте принялся за приготовление завтрака. Билл в это время свертывал одеяла и готовил нарты.

      — Скажи, Генри, — вдруг спросил он, — сколько, ты говоришь, у нас было собак?

      — Шесть, — ответил Генри.

      — Неправда! — торжествующе заявил Билл.

      — А что, опять семь?

      — Нет, пять. Одной нет.

      — Проклятие! — в бешенстве воскликнул Генри и, оставив стряпню, пошел считать собак.

      — Ты прав, Билл, Пузырь исчез.

      — И, наверное, он умчался стрелой, раз уж решился бежать.

      — Не думаю. Они просто слопали его. Держу пари, что он здорово визжал, когда они запускали в него зубы… проклятые!

      — Он всегда был глупой собакой, — заметил Билл.

      — Но не настолько, чтобы покончить таким образом жизнь самоубийством, — возразил Генри. Он окинул пытливым взглядом оставшихся собак, оценивая каждую из них.

      — Уверен, что никто из этих не сделал бы такой глупости.

      — Этих-то палкой не отогнать от костра, — заметил Билл. — Но я всегда думал, что Пузырь плохо кончит.

      И это было всей эпитафией над собакой, погибшей в северной пустыне; но другие собаки и даже люди довольствовались эпитафией более краткой.

      Глава II

      Волчица

      Позавтракав и сложив в нарты несложное лагерное снаряжение, путники повернулись спиной к радушному костру и зашагали вперед, навстречу темноте. Воздух сразу огласился жалобным воем, со всех сторон раздавались голоса, перекликавшиеся между собой в ночном мраке. Разговор умолк. Около девяти часов начало светать. В полдень южный край неба окрасился в розовый цвет, и на нем четко выступила линия горизонта, отделяя выпуклой чертой северный край от стран полуденного солнца. Но розовая окраска скоро исчезла. Серый дневной свет держался до трех часов, затем и он угас, уступив место темной полярной ночи, окутавшей своим покровом безмолвную пустынную землю.

      Мрак сгущался; крики справа, слева и сзади доносились все явственнее, а иногда слышались так близко, что приводили в смятение выбившихся из сил собак, повергая их на несколько секунд в панику.

      После одного такого переполоха, когда Билл и Генри вправили животных в постромки, Билл сказал:

      — Хорошо, если бы они нашли где-нибудь дичь и оставили нас в покое.

      — Да, они ужасно действуют на нервы, — отозвался Генри.

      До следующей остановки они не произнесли больше ни слова.

      Генри стоял, наклонившись над котлом, в котором кипели бобы, и подбрасывал в него кусочки льда, как вдруг до ушей его долетел звук удара, восклицание Билла и острый