Банда профессора Перри Хименса. А. И. Вороной

Популярный певец Эл Бузер приятно хрипел, слышалось ржание лошади, женский смех.

      Два больших экрана, расположенных по обеим сторонам грифельной доски, превращались постепенно из белых в голубые, свет в зале гас. На левом экране появилось голубое чистое небо, зеленоватая внизу морская вода, желтый песок берега. Загорелые мускулистые люди в одних набедренных повязках что-то делали, пытались спихнуть в воду продолговатую деревянную лодку. Крик птиц, всплеск волн, сопение людей. Им мешает набегавшая на берег волна. И они снова и снова толкают лодку к морю.

      – Что могут нам предложить ведущие конструкторы? – спросил профессор.

      – Нужно перестроить форму изучающей антенны, – ответил вяло Хейс.

      – Это не решение! – воскликнул Хименсю – Это доработки! Нам же нужны оригинальные идеи. Посмотрите на правый экран. Что вы там видите?… Вот именно, – загрохотал профессор, одобрительно помахав Дагену, поднявшемуся несколько минут назад на антресоли, – вот нетривиальное решение! Я имею в виду решение художника, а не конструктора. Его часы! Да, именно часы!

      Даген вместе с Грорэманом демонстрировали картину Сальвадора Дали, гениального творца шедевров мирового искусства, по мнению одних, по мнению других – параноика и шизофреника. Яркими красками были нарисованы какие-то камни, развалины фонтана без воды, везде лежали и стояли разной формы часы, старинные часы, механические со стрелками. Часы-блины, растекшиеся, возможно, от жары, – солнце в зените – свесившись через край камня, не переставали идти. Такое было, по крайней мере, ощущение. Все эти предметы как бы переносили зрителей в другой мир, в другое измерение.

      – Вот оригинальное решение, – снова повторил Хименс, ткнув указкой на свисавшие тестом с куба часы. – Какая раскованность, глубина проникновения в сущность предмета, в мир своего мышления, кажущегося необычным для нашего мышления, выработанного земной эволюцией и логикой того же Аристотеля. Но вещи художника кажутся нам необычными и абсурдными по той причине, что мы живем на Земле. Мышление определяет планета, ее гравитация, ее атмосфера, пути эволюции организма от простейшего к сложному. Мышление не может быть стандартным у всех гомо сапиенсов, у всех разумных существ, населяющих далекие галактики. Нам же нужно выйти из обычного мышления, заложенного в нашем мозгу.

      – Но там же нет генератора случайного действия! – крикнул с места сиплым голоском проснувшийся Дэвид Кэшон.

      – Нет там и животных. Там вообще нет ничего живого, – возмущенно заметила Джун Коллинз. – Вот только эти часы… Да, они кажется… живые… И не лучше ли показать нам мастеров эпохи Возрождения. Я не люблю всех этих авангардистов, прошлых и настоящих времен. Вот Джотто, Моне, Дега, Васнецов, Шишкин, Леонардо да Винчи, Рафаэль…

      – Джун немного смешала в одну кучу художников, живших в разное время, – замычал с иронией Ленг Мун. – Это у нее от большой любви к природе.

      Коллинз пнула сильно под столом ногой Муна. Тот отодвинулся, с трудом сдерживая