Миниатюрист. Джесси Бёртон

каютой, обитой бенгальским шелком. Баржей первого класса пользуется Йохан.

      Они стоят молча. Интересно, где сейчас эта первоклассная баржа вместе с ее мужем, даже не удосужившимся ее встретить, хотя о дне приезда было известно заранее?

      – У вас всего двое слуг? – спрашивает она.

      – Этого достаточно, – отвечает Марин. – Более чем. Мы купцы, а не бездельники. Больше нам ни к чему. Библия учит не кичиться своим богатством. Жить тихо и скромно, без показухи.

      – Ну да. Разумеется.

      В комнате сгущаются сумерки, и Марин зажигает свечи, дешевые, сальные, а Нелла рассчитывала на душистые восковые.

      – Я вижу, Корнелия расстаралась, вышивая твое имя, – говорит Марин.

      Да уж. Пальцы служанки ясно продемонстрировали, кто теперь в доме хозяйка, вот только кому за это расплачиваться?

      – Я тут повсюду, – Нелла широким жестом обводит кропотливо расшитое покрывало. Прозвучало как похвальба, и Марин поджимает губки.

      – Твоя мать написала, что тебе не терпится начать жизнь замужней женщины в Амстердаме. Это правда?

      – Да.

      Воистину так. Не терпится. Она ведь могла сказать «нет», не хочу выходить за Йохана Брандта. И мать со временем бы ее простила. Но городок, в котором она родилась, такой маленький, всего одна площадь, и круг общения такой ограниченный. И когда Йохан Маттеус Брандт из Амстердама предложил ей руку и сердце, она согласилась. Разве у нее был выбор? Отец умер, а мать сидит на протертых стульях, оставшихся в наследство, и переживает. С ее стороны ответить «нет» было бы неблагодарностью и глупостью.

      Марин нарушает молчание.

      – Ты ведь еще совсем молоденькая, – говорит она. – Хотя зачем откладывать, правда? Если церковь одобряет?

      Интересно, сколько ей лет и где ее муж. Может, она прячет его в подвале? Нелла сдерживает смех. В комнате нет ни одной думочки, занавески или простынки без вензеля «Б», увитого плющом, сидящего в гнезде или вырастающего на клумбе. Если не деньги, то что тогда в ее новом доме главное? Он хочет на тебе жениться, сказала ей мать, избегая встречаться с ней глазами. Ты должна ответить ему такой же любовью. Скажет тоже! Любовь, растоптанный цветок в канаве. Обещанное блаженство, в которое подмешаны искупительные капли тревоги. Ничего этого у нее с Йоханом Брандтом пока нет, зато сомнений предостаточно. Но любовь, считает она, еще придет.

      В Ассенделфте, в четырех часах езды отсюда, девочкой она бродила по зеленым или выгоревшим полям, гонялась за рыбками в петляющем Амере, который разбегался на мелкие речушки, а те уже терялись в зарослях папоротника и болотцах. Вместе с братом и сестрой лепила снеговиков, когда морозец выбеливал землю, и пекла сладчайший сливовый пирог, когда лето омывало сады золотым дождем. До пятнадцати лет она обходилась без корсета.

      Про ее папашу говорили, что он лучший друг пивоварен. У Неллы эта расхожая фраза, намек на то, что ее отец – забулдыга со скудеющим на глазах кошельком, вызывала отвращение. Но он это доказал своей смертью. Господин Оортман умер, когда ей было пятнадцать, завещав