Миниатюрист. Джесси Бёртон

показывает на крюк, на котором Корнелия повесила клетку с попугаем.

      – Шумный он у вас, – говорит Отто.

      – Простите. Я бы забрала его к себе, но…

      – Ничего, мне нравится.

      – Правда? Это хорошо.

      – Откуда он у вас?

      – Дядя принес. Не знаю откуда.

      – Значит, не в Ассенделфте вылупился?

      Она качает головой. Он что – шутит? Разве такое зеленое пернатое чудо могло родиться в Ассенделфте? Она растеряна. Ему известно название ее городка.

      – Вы что, собираетесь весь день простоять на пороге?

      Нелла, покраснев, подходит к клетке и сквозь прутья поглаживает попугая. Пибо, ответив на это тихим ик-ик, начинает перебирать перышки, словно что-то ищет. Отто берет вилку и мягкой тряпицей проходится по каждому зубцу. Нелла зажмурилась и вцепилась в железные прутья так, что побелели пальцы. Сияют квадратные кафельные плитки, доходящие до потолка с рисунком, создающим оптическую иллюзию. Такое ощущение, будто стеклянный купол пытается унестись в небесную высь, прорвав оштукатуренную поверхность.

      – Это господин Брандт распорядился, – объясняет Отто, перехватив ее взгляд.

      – Здорово придумано.

      Отто смеется, а у нее внутренности тают и переворачиваются. Таких голосовых модуляций, нежных и одновременно возбуждающих, ей слышать еще не приходилось.

      – Мне не нравится, – говорит он.

      – Что?

      Он тычет прибором вверх.

      – Почему? – Она сопровождает глазами движение вилки, так как не решается смотреть ему в лицо.

      – Это трюкачество от влажности когда-нибудь отвалится вместе со штукатуркой.

      – А Марин говорит, что в доме сухо. И еще что родословная не стоит ломаного гроша.

      Он улыбается. Зубы у него белые, как кафель.

      – Тут я с ней, пожалуй, соглашусь, – говорит он.

      – Насчет родословной?

      – Ну, – следует пауза. – Скорее я о сухости.

      Перед Неллой огромный трехстворчатый буфет, за стеклом тарелочки и прочая посуда из фарфора. Она впервые видит такую коллекцию. Дома они обходились делфтским фарфором по минимуму.

      – В этих тарелках отражен мир хозяина, – говорит Отто. Она пытается понять, чего в его голосе больше, гордости или зависти, но ей это не удается. – Делфт, Дэдзима, Китай. Посуда со всех концов света.

      Она встречается с его улыбкой и опускает глаза в пол.

      – А Йохан… мой муж… часто путешествует? – спрашивает она.

      Отто хмурится, глядя на лезвие ножа, которое ему предстоит отполировать.

      – Приходится.

      – Но зачем? Разве он недостаточно богат, чтобы послать вместо себя кого-то другого?

      Отто пожимает плечами.

      – Богатство надо поддерживать, иначе все утечет сквозь пальцы. – Почистив ложку, он складывает тряпицу аккуратным квадратиком. – Пока наши акции идут вверх. – Его палец делает спиральное движение к подобию стеклянного купола у них над головами, и Нелла еще раз поднимает глаза к обманчивой бездне.

      – А что произойдет, когда они достигнут самого верха?

      – Известно