В поисках Одри. Софи Кинселла

нет. Просто надо напоминать детям о том, как еще можно проводить время.

      Разговаривает она не со мной. А с воображаемым Судьей из «Дейли мейл», который постоянно следит за ее жизнью и оценивает по десятибалльной шкале.

      – А мне кажется, что руммикуб для двоих не очень подходит, – говорю я. – Никогда не закончится.

      Мама призадумалась. И я уверена, что она нарисовала в своем воображении такую же картину, как и я: Фрэнк с Линусом мрачно сидят, разложив перед собой поле для руммикуба, проникаются к нему ненавистью и заключают, что все настольные игры – чушь и бред.

      – Ты права, – наконец говорит она. – Пойду, наверное, с ними поиграю. Чтобы веселее было.

      Меня она присоединиться не приглашает, за что я благодарна.

      – Ну, желаю хорошо отдохнуть, – говорю я и беру пачку печенья, после чего сбегаю из кухни в свою нору и, лишь врубив телевизор, слышу, как из игровой комнаты через весь дом доносится:

      – Я ИМЕЛА В ВИДУ НЕ КОМПЬЮТЕРНЫЙ РУММИКУБ!

      У нас дома свои метеорологические условия. Случаются приливы и отливы, обострения и моменты покоя. Бывают мгновения лучезарного блаженства, бывает жуткий мрак, а иногда внезапно разражаются бури. И вот сейчас начинается шторм. Гром и молния, гром и молния. Фрэнк – мама – Фрэнк – мама.

      – Да какая разница?

      – Большая! Я сказала, компьютер больше не включать!

      – Блин, но это та же самая игра, мам!

      – Нет! Выключай! Я хочу, чтобы ты поиграл с другом! ПО-НАСТОЯЩЕМУ!

      – Да когда два игрока – неинтересно. С тем же успехом можно и в кубики играть.

      – Я помню! – Мама буквально перешла на визг. – Поэтому я пришла составить вам компанию!

      – Ну я же, блин, этого не знал!

      – Не ругайся! Будешь при мне ругаться, молодой человек…

      Молодой человек.

      Брат издает свой фирменный звук «Фрэнк в гневе». Он похож на рев носорога тире вопль отчаяния.

      – Блин – это даже не ругательство, – отвечает он, пыхтя, словно силясь контролировать свой гнев.

      – Ругательство!

      – Да так говорят в фильмах про Гарри Поттера. Про Гарри Поттера! Как можно считать это ругательством?

      – Что? – Маму словно с ног сбили.

      – Гарри Поттер. Больше мне добавить нечего.

      – Молодой человек, постой!

      Молодой человек. Уже третий раз. Бедный папа. Ему все уши прожужжат, когда придет…

      – Привет. – Голос Линуса застал меня врасплох, я от удивления подскакиваю с разворотом. В буквальном смысле. У меня рефлексы очень ярко выражены. «Чрезмерная чувствительность». Как и во всех остальных вопросах.

      Он стоит в дверях. Долговязый подросток с каштановыми, свободно лежащими волосами, широкими скулами и улыбкой, похожей на дольку апельсина. Не в том смысле, что у него зубы оранжевые. А губы напоминают такую форму, когда он улыбается. Как сейчас. Остальные друзья Фрэнка никогда не улыбаются.

      Линус входит в нору, и у меня от ужаса инстинктивно сжимаются кулаки. Он, наверное, ушел, когда мама с Фрэнком начали