Коммунизм. Олег Лукошин

ещё. А потом для верности и третий раз.

      – Всех замочу! – заорал.

      Разглядел – пацанва разбегалась. Бежала по коридору к выходу. Один только не двигался. Лежал на бетоне лицом вверх и держался за шею.

      Я сумел подняться, растёр глаза, склонился над ребёнком. Предварительно затолкал пистолет обратно в кобуру. У пацана было прострелено горло. Кровь струилась меж пальцев, взгляд был жалостливый, слезливый. Что же ты, сучонок, слёзы пускаешь? Не думал, что так всё закончится?

      Мне и самому было хреново. Я не хотел никого убивать, они просто заблудшие зверята, я в потолок направлял дуло.

      Что делать, куда его теперь?

      Засунул ствол в кобуру, нагнулся, поднял пацанёнка на руки – тот застонал громко и отчаянно. Я побежал по тоннелю к входу в метро. Ребёнок же затрясся вдруг, заурчал, по телу пошли какие-то болевые судороги.

      Чёрт, подыхает.

      Я остановился и опустил его на бетон. Нельзя его никуда тащить. Потому что это провал. Только за владение оружием статья, а тут и много чего другого потянется. Нельзя. За мной организация. Я себе не принадлежу. Он сам виноват.

      Вдалеке, в самом начале туннеля кто-то спускался под землю. И не один. Весёлая компания – смех, возгласы. Всё, ноги.

      Торопливо я зашагал к видневшимся впереди стеклянным дверям, уводившим в подземное царство электричек. На ходу засунул руку в карман брюк, достал носовой платок и принялся вытирать от крови лицо.

      Так и не понял – вытер, нет. Но вроде никто не косился. Хотя и людей в вагоне почти не оказалось.

      ^{Глава третья: Советское, только советское}

      – Я в «Прожекторе»! – стараясь перекричать музыку, гундосил в трубку Костиков. – Приходи, Виталя!

      Честно сказать, желания тащится в «Прожектор» в себе я не обнаружил. Ещё голова гудела, да и вообще никакого настроения не было. Ну вот просто никакого.

      – Да приходи, – настаивал Никита. – Тут мужик меня какой-то одолевает. Чешет, чешет бредятину. Сил уж нет с ним базарить. Он в туалет отошёл, сейчас опять вернётся. Приходи, вдвоём хоть отобьёмся от него.

      Я насторожился.

      – Что за мужик, чего хочет?

      – Да обыкновенный мужик. Датый. Базарит, базарит.

      – Агрессивный что ль?

      – Не, дружелюбный. Да нормальный мужик, не в нём дело. Просто я кое-что рассказать тебе хочу.

      Наконец-то я разобрал песню, которую играли в баре. «Желанная», вокально-инструментальный ансамбль «Камертон». Ну, в своё время «Камертон» играл, сейчас-то – хрен его знает. Лабухи какие-то, их там полно друг друга сменяет. Редкая песня. Классная.

      – Знаешь, ты уж там разберись как-нибудь со своим мужиком. Меня ломает. Болею, нет желания из дома выбираться.

      Я уже хотел отрубиться, но Костиков торопливо заверещал:

      – Погоди, Виталь, погоди! Хрен с ним, с мужиком, не для этого тебя зову. Я кое-что тебе про наше дело хочу рассказать. Информация есть интересная.