Коммунизм. Олег Лукошин

дядя, – не выдержал я, – кое-что пострашнее ностальгии. Даже не знаю, как это назвать.

      – И я не знаю, – кивал Георгий Евгеньевич. – Может быть, это просто усталость от себя самого.

      Ведущий ещё пару раз задавал вопросы на знание истории СССР и её культурных ценностей, и опять картонные пионерские звёздочки доставались мне. Наконец торжественно, под фанфары и многократно повторяемое в динамиках гагаринское «Поехали!», мне вручили бутылку «Советского шампанского». Я вида не подал, но в глубине души ликовал.

      Наш знакомый к тому времени окончательно отрубился. Я предложил Никите выпить шампанского, но он отказался.

      – Не люблю я шампанское. В другой раз. Давай поговорим, наконец.

      Мы пересели за освободившийся столик, оставив Георгия спать на столе уткнувшимся в свои руки, – мало ли, вдруг подслушает чего – взяли ещё по пиву, и Никита принялся посвящать меня в свои сенсационные новости. Как выяснилось, они действительно заслуживали такой восторженно-неожиданный статус.

      – В общем, сообщаю без вступлений, – сверкал он очами. – К нам в институт приняли на работу перебежчика.

      – Какого перебежчика?

      – Из Союза.

      – Да ладно, брось!

      – Зуб даю!

      Я отхлебнул из кружки пиво и попытался переварить информацию.

      – То есть, ты хочешь сказать – иммигранта?

      – Не просто иммигранта, а именно перебежчика. Человека, сбежавшего из Союза к нам в долбанную Россию.

      – В обход официальных структур?

      – Именно!

      И всё же я до конца не врубался.

      – То есть, он как-то сам смастерил пространственную машину, которая перенесла его в параллельную реальность?

      – Утверждает, что сам. Я, правда, с ним ещё не общался, не было возможности, но кое-кто на кафедре успел парой слов обмолвиться. Профессор, физик, советский диссидент, люто ненавидевший советский строй и мечтавший из него смотаться. Колоритный такой дядька, живой, подвижный. Видать, его какое-то время здесь в подполье держали, изучали, а он взбунтовался. Хочу, мол, жить полнокровной жизнью, работать, преподавать как раньше. Ну, и выпросил себе место у нас в институте.

      – Да уж, похоже, гнида редкостная…

      – Ну, по политическим взглядам может быть, – я видел, Никите не хотелось со мной соглашаться, – а так интересный мужик. С понедельника выходит на работу. А в конце следующей недели с ним пройдёт что-то типа творческой встречи. Для своих – преподавателей и студентов. Видимо, его и в плане агитации капиталисты хотят использовать. Наверняка много чего интересного расскажет. Так что там пообщаться, перетереть за жизнь, я полагаю, с ним можно будет.

      Да, всё это действительно неожиданно.

      – Слушай, а ты можешь провести меня на эту встречу?

      Костиков особо не раздумывал.

      – Ну, а почему бы нет? У нас не настолько тесный коллектив, что все друг друга знают. Особенно студентов.