Коммунизм. Олег Лукошин

голос. Вполне дружелюбный.

      Говорю!

      – Здравствуйте, насчёт эмиграции хотел узнать. Ну, типа, как и сколько стоит.

      – Очень хорошо. Вам надо подъехать к нам в офис…

      – Подъехать?

      – Да, мы по телефону информации не даём.

      – А вы вообще что за контора? То есть, именно вы отправку совершаете, или ещё кто-то над вами?

      – Мы – посредническая фирма, – после лёгкой паузы объяснила девушка. – На коммерческих условиях даём адрес эмиграционного центра. Вы туда едете и обсуждаете условия эмиграции.

      – А если я его без вас узнаю?

      – Не узнаете. А если узнаете, то без нашего направления вас туда всё равно не пустят.

      Ну правильно! Где я живу? В продажной России!

      – И сколько стоят ваши услуги?

      – Расценки сообщаем на месте.

      Ой ты блин!..

      – Вас ещё интересует наша помощь?

      Мать с полюбовником продолжали выдавать за дверью горячие философские сентенции.

      – Ладно, ладно, – сдался я, – говорите адрес.

      Контора располагалась где-то в районе Павелецкого вокзала. Не так далеко, но дело не в этом. Что если они передадут меня сейчас другой посреднической конторе, а та третьей и так до бесконечности? Я ничему не удивлюсь, от этих изуверов-капиталюг можно ожидать чего угодно.

      Захватил ствол. А то мало ли. Сейчас, в кобуре, удобнее. Болтается на боку и успокаивает. Кобуру на рынке взял, там их полно оказалось.

      – Ты куда? – недоумевающе взирала на меня мать, пока я торопливо одевался в прихожей.

      – Он прогуляться, – поглаживая по плечу, вроде как успокаивал её Эдя. – Пусть, пусть. Это полезно.

      – Я и так тебя неделями не вижу, – попыталась всплакнуть матуха, в мгновение ока войдя в роль борющейся за семейное счастье и будущее сына-оболтуса женщины. – Где тебя искать если что? Потеплее одевайся, там холодно.

      Посредническая фирма располагалась в полуподвальном помещении обыкновенного жилого дома, вход с торца. От одного вида замызганной двери, к которой вели кривые и грязные ступеньки, эмигрировать уже не тянуло. Не то чтобы сама по себе эмиграция окрасилась в унылые цвета, просто в глубине моментально возникло ощущение, что вся эта эмиграция – дешёвая лажа и лоховской развод. Неужели серьёзный научный центр, занимающийся искривлением пространства, мог иметь таких убогих партнёров?

      Однако я спустился. Коридор, открывшийся за входной металлической дверью, почти сразу упёрся в не менее замызганную, что и снаружи, кожаную дверь без опознавательных знаков. За ней появилась деваха секретарского формата – с ней я разговаривал по телефону, не с ней? – и почти обрадовано принялась знакомить меня с условиями предоставления информации. Кроме меня из посетителей в конторе не было никого. Условия, собственно говоря, уложились в три слова:

      – Десять тысяч рублей.

      – Ничего себе, – буркнул