Гипербола жития, или Удивительные, блистательные похождения двух Аяксов. Владимир Маталасов

В результате – почётные должность и звание посланца Мира и доброй воли. В этом качестве объездил я почти весь свет. Но всему своё время и всему есть свой конец: от всеобщего внимания и чрезмерной опеки я просто утомился. Жизнь такая стала мне в тягость, и я решил выйти в тираж.

      Инкогнито – чтобы избавиться от излишней людской молвы, – я переехал в этот город, оброс друзьями и знакомствами, окунулся в самую гущу народных масс, влача безбедное существование, и теперь я весь к вашим услугам: я ваш!

      – Хрен с ним, с этим идальго! – устав слушать байки, изрёк Манюня Чубчик. – Я вижу, что этот посланец испытывает благостное томление от снизошедших на него блаженства, духовного счастья и покоя. Пойдём-ка лучше, Абрамыч, глянем, что там без нас делается. Шут с ними, с этими настырными бабенциями. Нам с ними детей не рожать, а кушать хочется, и дербалызнуть не мешало бы.

      – Твоя правда, – согласился Иван Абрамыч. – Но, всё-таки, надобно соблюсти некоторую предосторожность…

      Коридорная дверь с шумом и треском распахнулась. В коридор ворвалось какое-то «чудо-юдо» с косичками вразлёт, бешено вращая зрачками испуганных глаз и молчаливо взывая о помощи.. Так как оно очутилось на пути следования Ивана Абрамыча и Манюни, то невольно замешкалось и тут же было схвачено за ухо цепкими пальцами преследователя – запыхавшегося тучного гражданина. Чубчик хотел было заступиться за дитя, но Иван Абрамыч слегка осадил его, незаметно дёрнув за рукав: мол, подожди, посмотрим, что дальше будет.

      – Попалась, поганка ты этакая! – с победным торжеством воскликнул преследователь, всё сильней и сильней сжимая ухо. – Ты чья будешь? Как тебя звать?

      – Я – Манька Падекале! – дрожа всем существом и большими бантиками в косичках, объявило «чудо».

      – Очень приятно! А я – Панас Мартынович Босфор-Гибралтарский. Значит чуть ли не однофомильцы проливные. А разницу чувствуешь: кто я и кто ты?! Чувствуешь? Я кого спрашиваю?

      – Чу-увствую!

      – Ты это зачем подкинула, душа твоя подлая, хлопушки ароматизированные Аппатию Весельчак-Бефстроганову и Игнациусу Мандауэллу, чем ввела их в великое смущение, а? И как ёжика за пазуху Милиции Уголовной сунула, тоже видел. Я уже не говорю о Майонезе де Оливье, которому ты с антресолей, на самое темечко, полпачки горчицы «Деликатесной» вылила. Я сразу как-то подумал, что это ещё за персоны нон-граты тут ходют-скачут. У-у! Так и дал бы тебе щелбана! – Панас Мартынович ещё сильней потянул несчастную за ухо.

      – Ой, больно же ведь, дяденька! – заверещала она.

      – Ничего, терпи! Господь терпел и нам велел! Кто ты есть такая? А три кнопки на сиденье стула Климентине Альфонсовне Лиходей-Злодеевской кто подложил? Я ведь всё видел и наблюдал за тобой…

      – А раз так, то почему же вовремя не остановили? Самим, небось, интересно было.

      – Ах ты дрянь маленькая! Да ты знаешь