Чёрный Яр, 13. Анна Осьмак

ага, – буркнул Кащук. – Чего думаешь там нарыть? Фирму по устранению деревенских дядек?

      – Что нарою – всё моё, – так же буркнул его оппонент, но тут же опомнился и вновь постарался придать своему узкому лицу выражение нейтральное и суровое. – Как зовут вашего друга, племянника убитого?

      – Да, б, чего я у него – паспорт спрашивал?

      – Вы не знаете как зовут ВАШЕГО ДРУГА? – с нажимом уточнил полицейский.

      Кащук заёрзал:

      – Да не друг он, приятель, так…Серёга что ли. Фамилию не спрашивай, не знаю.

      – На передачу я могу взглянуть?

      Смуглое, хомячье лицо допрашиваемого совсем поскучнело. Без всякой надежды на избавление он кинул взгляд за зарешеченное окно, потом с тоской посмотрел на дверь. Дверь вздрогнула от толчка и распахнулась.

      Спасение вползло в кабинет, переваливаясь по-утиному на искривлённых артрозом ногах. Габариты необъятной тётки заполонили маленький кабинет, а её фырканье, фуханье и сиплое, одышливое дыхание заглушили все посторонние звуки.

      – Пока… отэт… к вам залезешь… на этажи… фуххххх… Ступеньки-то высокие… ох, батюшки… Пока залезешь, пока, отэт, найдёшь… Где, говорю, Гриша, который следователь? Тот, внизу-то солдатик, раскричался – пропуск, грит, какой-то… Я ему говорю: тю! будешь на бабку шуметь ещё! Молокосос… Ты, Гриша, разберись, кого вы там под дверью ставите.

      – Гражданка Тырлыковская!..

      – … Понаставили охраны, запоров понавешали, форточек в дверях понасверлили – что ты прям! УкрАдуть вас, дураков, что ли? Раньше-то, при советской власти, ничего этого не было, любой гражданин мог в милицию прийти с надобностью своей, и порядка…

      – Гражданка Тырлыковская!

      – … и порядка, Гришенька, было больше. Чего ты на меня покрикиваешь? Я тебе подружка что ли? – тётка распустила узел платка под подбородком, тяжело опустилась на глухо пискнувший стул.

      – Гражданка Тырлыковская! – следователь от негодования аж подпрыгнул. – Я не могу вас сейчас принять. Я занят!

      Тырлыковская тяжело обернулась всей тушей к Кащуку. Стул задушено завизжал.

      – А, этого допрашиваешь? Так я как раз по его же поводу. Видала, Гриша, я его уже у нас.

      – Когда?

      – Так третьего дни. Отэт повёл его Лексеич, значит, в милицию вашу, а я как затеялась вспоминать – отчего ж мне обличье убивцы этого так знакомо? Сама пирожки стряпаю, а у самой из ума не идёт. И так и сяк думаю, аж из рук всё валится – целу чашку пирожков опрокинула… Ох, грехи наши тяжкие… И как только она, отэт, опрокинулась, я сразу и вспомнила – на рынке его видала! Стоял весь такой деловой, на культяпках своих кривеньких, руки в бруки, семачки плевал…

      В белесых глазах следователя загорелся охотничий азарт. Он облизнул губы и кинул быстрый взгляд на Кащука:

      – Ты уверена, баб Мань, что это был он?

      – Так кому ж ещё быть? Раз говорю он, значит он. У него штаны ещё таки были – с мотнёй, в обтяжечку, мода такая, тьфу! Ну ты знаешь, Гриша, ты молодой…

      – Так,