Дата собственной смерти. Все девушки любят бриллианты (сборник). Анна и Сергей Литвиновы

знаю?! Не видно же…

      – Мудак! – вздохнул Рустам и швырнул трубку.

      Мрамор с тайным злорадством слушал, как его напарника унижает по телефону более сильный господин.

* * *

      Валера положил трубку, только когда у Таниного телефона окончательно сели батарейки. Он сумел дать ей все – кажется, все? – инструкции. Напоследок сказал, что все будет хорошо, чтобы она не волновалась, что он ее очень-очень любит… Сказал… Да что слова! Ему надо было быть с ней!

      Ох, старый я, толстый дурак!..

      Ходасевич сразу же набрал другой номер.

      Полковника Козьмина дома не оказалось. Жена с видимым неудовольствием сказала, чтобы ему звонили на работу, и бросила трубку.

      Отдуваясь и прикуривая пятидесятую за день сигарету, Валерий Петрович позвонил Козьмину на службу.

      Телефон Козьмина не отвечал.

* * *

      «Приглашаем южнороссийцев и гостей нашего города совершить увлекательную морскую прогулку, полюбоваться ночным морем, удивительными видами города…» – доносилось от морвокзала.

      Таня сидела на холодном камне волнолома и тупо смотрела на содержимое пакета.

      Значит, все правда? Она богата?

      И что дальше?

      Таня взрезала длинный, туго свернутый рулон. Развернула оберточную бумагу.

      Там были переложенные плотной бумагой холсты. Подсвечивая фонариком, Таня просмотрела их.

      Какие-то разноцветные прямоугольники, треугольники, круги…

      Таня не была знатоком живописи. Да и фонарик светил тускло. Но хаживала она в картинные галереи, хаживала, да и было у нее обостренное чутье настоящего – в жизни ли, в искусстве ли… Поэтому даже ее скромных искусствоведческих знаний и блеклого света карманного фонаря было довольно, чтобы понять – нет, не понять, скорее почувствовать: это настоящие шедевры. Вот Малевич. Еще Малевич. Это, похоже, Кандинский. Это – Ларионов, что ли? Или Кончаловский? А вот, по-моему, Пастернак… Холстов было не меньше пятнадцати. Неужто в самом деле подлинники? Это же целое состояние!

      Таня, уже в азарте, взрезала следующий пакет. Книги. Отпечатаны на плохой бумаге со щепками. Сверху лежал «Садок судей». На обложке – футуристический рисунок. Тоже недешевые вещицы… Дальше!

      Таня вскрыла следующий пакет.

      Перевязанные ниткой, лежали несколько пачек долларов. Зеленые, довольно ветхие стодолларовые купюры…

      Доллары?

      Обмирая от странного предчувствия, не понимая, что происходит, Татьяна открыла последний, самый объемистый сверток.

      Там опять были деньги. Пачки денег. Они были большие, аккуратно перехваченные резинками. В свете фонарика желтела бумага. Вычурные цифры гласили: «сто рублей». А на каждой банкноте замер мраморный Ленин.

* * *

      На таможне сегодня опять дежурил рыжий Илюха. «Убила бы гада!» – злобно подумала Зойка. Илюха со своими отвратительными веснушками и повадками деревенского мента вызывал у нее дикое отвращение. Гнида, заморыш, потаскун несчастный! Взять бы твое это… естество да и скормить моему Анхелю! (Анхелем звали