Куба – любовь моя. Владимир Морозов

6

      История Сергея Калашина как она есть

      За вечерним ромом Сергей рассказал мне, как он, двадцатишестилетний новоиспеченный капитан, задумавший поступить в академию, полный честолюбивых замыслов и гордый собой, накануне отъезда в Москву получил травму, после которой жизнь его потекла по совершенно другому, неведомому и мало зависящему от него, Сергея, сценарию. На скользкой дороге машина, в которой он спешил куда-то с двумя бойцами, пошла юзом и опрокинулась. Солдаты отделались легкими травмами, а он, кандидат в мастера спорта по самбо и тяжелой атлетике, сломал себе шею. Переезжая из госпиталя в госпиталь, из санатория в санаторий, беспомощный, он кричал в своей душе: «За что, Господи! Ну за что!», ощущая во всем этом лишь чудовищную несправедливость и ничего более.

      Со временем помудрев и вдосталь надумавшись обо всем, что было связано с его прошлой жизнью, Сергей воспринял случившуюся с ним беду как наказание, и скорее даже не за поступки, которые сейчас, с коляски, казались ему чудовищными, а за мысли – за ту теоретическую базу, которую он под эти поступки подводил. Первый ученик и первый спортсмен курса, он вознамерился так и прошагать по жизни всегда впереди, на лихом коне, и вести за собой остальных. Куда? Неважно. Главное – вести. Вторых и третьих в глубине своей души он презирал за ущербность и посчитал себя вправе осуждать их и наказывать. Будучи секретарем комсомольской организации, он это право с удовольствием воплощал в жизнь, карая сокурсников за «рас****яйство» – его любимое выражение.

      В училище многие Сергея не любили. Неоднократно пытались «от****ить», но ему везло: жестокий и отчаянный в драке, он каждый раз выходил победителем и еще больше самоутверждался в своей избранности.

      Как-то на третьем курсе он провожал домой девушку, с которой в этот вечер познакомился на танцах. В темном сквере их остановила длинноволосая шпана, что распивала на скамейке портвейн.

      – Мужик, дай покурить в натуре. – Трое отделились от скамейки и преградили дорогу. Сергей не курил.

      – А сережки-то с камешками, – щербато осклабился один.

      – Не тяни руки, урод! – со страху взвизгнула девушка.

      Сергей, по-армейски быстро оценив ситуацию, врезал ближайшему волосатику ребром стопы под колено, но тут же неожиданно, откуда-то сзади, получил мощный удар в голову и кувыркнулся на дорогу. Он еще какое-то время трепыхался, катался по земле, пытаясь перехватить летящие со всех сторон в него ноги, кого-то даже опрокинул, но пропустил несколько пинков остроносыми ботинками по ребрам и в лицо и затих, свернувшись калачиком и обхватив голову руками. Его били всей скамейкой с матом, с придыханием, с «хаком», умело и больно. Содрогаясь под ударами, он слышал, как его знакомая голосила на всю улицу: «Сволочи! Бандиты! Помогите кто-нибудь!» Потом один из подонков крикнул: «Менты! Рвем когти, живо!» Сергей убрал руки с головы и увидел, как из патрульной машины, остановившейся прямо на аллее, резво выскочили два милиционера