Неотмазанные. Они умирали первыми. Сергей Аксу

ударом подъема в голову. Обыскали «потроха вонючего». Ничего крамольного не нашли, кроме «синяка» на правом плече. А за стеной обнаружили мертвого снайпера. Потом Игорек здорово переживал, что не взял ту гниду живьем. Двенадцать зарубок было у гада на прикладе винтовки. Двенадцать жизней наших ребят.

      Ближе к кабине расположился стройный розовощекий красавец Меркулов, вечно недовольный всем тип с бегающими карими глазами. Была у младшего сержанта одна нехорошая черта: тащить все, что плохо лежит. Мародер он был отпетый. Если б не Вишняков, плакали бы «вахи» горючими слезами, оплакивая свое добро. Ему бы служить в Средние века, когда полководцы давали своим солдатам три дня на разграбление захваченных городов. Уж тогда бы он постарался на славу. Пришлось Александру прилично попотеть с подшефным. Одних только нравоучительных бесед было проведено, наверное, не менее трех. А уж потом Вишняков взялся воспитывать уже своим проверенным способом, крепким кулаком, вырабатывая устойчивый условный рефлекс.

      Напротив красавца клюет носом, вздрагивая, невыспавшийся после ночного наряда Боливар – Вася Светлов. Невысокий жилистый парень с уродливым белым шрамом через лоб. Служил в московском погранотряде в Таджикистане, воевал с бандами наркокурьеров и прочей сволочью. Насмотрелся на гражданскую войну, на резню во как, выше крыши! На толпы несчастных беженцев. То в Афган прут сплошной галдящей стеной с сопливыми чумазыми ребятишками, то оттуда голодные, оборванные пытаются вернуться. А прозвали его так за выносливость и недюжинную силу, потому что двужильный, как Боливар, что «не вынесет двоих».

      – Считай, по-нашему, мы выпили немного! Не вру, ей-богу! Скажи, Серега! – обернувшись и дружески хлопнув по плечу Полякова, пропел радист Мартыненко.

      – Отстань! – отмахнулся хмурый Сергей, недовольно мотнув головой.

      – Вы не глядите, что Сережа все кивает, – продолжал неугомонный радист. – Он соображает, все понимает! А что молчит – так это от волнения, от осознанья и просветленья.

      Алешка Мартыненко, самый молодой из команды, необстрелянный. Отслужил в Чите во «внутренних», потом вернулся домой в Тольятти, устроился на ВАЗ. Все складывалось прекрасно, хорошая работа, приличный заработок, учиться поступил на заочный. На следующий год летом поехал с компанией друзей-туристов на Грушинский фестиваль, песни послушать, людей посмотреть, себя показать. Там все и случилось. Познакомился с красивой веселой девушкой, вместе на «горе» фонариками светили, если прозвучавшая песня нравилась. Влюбился без памяти. Женился. Теперь локти кусает. Любимая оказалась распоследней шлюхой, каких свет не видывал. Ее, говорит, в Самаре каждая шавка знала. Одним словом, гулянками, пьянками и прочими фортелями довела парня до «края», руки уж собрался на себя наложить от страшного позора и загубленной любви. Мать и друзья советовали сменить обстановку, уехать