Русь Чёрная – 2. Своеволие. Василий Николаевич Кленин

Пущина обратно в Якутск. И выпнет. Да только Пущин вскоре вернется и заявит, что даже до Урки не доехал. Мол, дауры его не пустили. Все бунтуют, на русских нападают… Возможно. Только вот в чем дело: Пущин вернулся в Кумарский острог с ясырями, то есть, пленниками. И где их взял – толком не объяснил.

      Так что… Что если всё было наоборот? Не дауры на Пущина напали, а он на них! Там, в верховьях Амура, местные дауры русских уже года три-четыре не видели. Разве что Зиновьев мимо проплывал. Успокоились они после кровавого похода Хабарова, вернулись в заброшенные городки и улусы. Снова подняли хозяйство. И Пущин со своими людьми мимо этого спокойно проплыть не смог. Хочу чужое! Вот и напал на дауров. Но те, видимо, настороже были – и лоча получили в ответку.

      «А меня-то за что?» – разобиделся Пущин и вернулся обратно к Кузнецу. Жаловаться.

      Логично выходит? Логично. И почему же это страшно? Да потому что, вскоре, в этих местах и должен был объявиться «воровской полк» Сорокина. Ехали бунтовщики на Амур за вольной сладкой жизнью – а попали в разворошенный улей! Может, поэтому-то и не было никаких известий про «воров»? Истребили их дауры с верховьев? А оставшихся 40 человек потом дючеры в устье Сунгари добьют.

      – Наддай, браты!

      …Они как раз волокли дощаник бечевой по Бурханке (до Темноводного меньше полверсты осталось), как вдруг навстречу им вырулили… шесть китайцев. Идут, деревянные лопаты на плечах, что-то синхронно мяукают – видно, песню напевают. Казаки аж веревку выронили.

      – Этта что такое?! – Дурной заорал дурным голосом, выпучив глаза.

      Китайцы вмиг испугались и сиганули в кусты.

      – Держи никанцев!

      Ловля беглецов продолжалась почти час. По итогу схватили всех, кого-то в сердцах помяли при ловле. Но повязали и гордо ввели обратно в острог.

      – Что творите, ироды! – это на вернувшихся казаков вдруг накинулся Ничипорка.

      Возможно, молодого коваля быстро заткнули бы, но рядом сподобился оказаться Тимофей Старик. А этого и сотня не упокоит.

      – Чортовы дитя, гаспидовы внуки! Чо удумали, мрази кобилячи! Разум в силу утек? Так идитя с богдойцами ратиться! Каты свинячи, одно слово! Вы б еще с дитятками подрались! Позорище!

      – Хорош! – попытался взять на глотку Ивашка… но куда там!

      – Я те дам «хорош»! – Старик морщился от боли в руке, от чего злость его удесятерялась. – Витязи плюгавые! Язык где ваш? Али третья рука заместо него отросла?

      – Да объясните уже! – разозлился в ответ Известь. – Почему ясырники по лесу ходят? Кто упустил?

      – Не упустил, а отпустил! – Ничипорка подскочил к атаману и буквально вырвал у него веревку. – Отдай, Сашко! Отдай Гуньку! И этих…

      – Гуньку? – Дурной почувствовал, что отсутствовал в Темноводном не десять дней, а полгода – и все тут успели сойти с ума.

      – Сашко, он же мастер! Настоящий. Увидел, как я в кузне маюсь, подсел и принялся перстами тыкать: энто, мол, так содей, энто – этак.

      Ничипорка враз потускнел.

      – Как Корелу