Счастье со вкусом полыни. Элеонора Гильм

Благовещенья Богородицы[16] выпал снег. Сугробы громоздились, словно не ведали о том, что скоро побегут они по дорогам и склонам, затопят овраги и лощины.

      – Мамушка, ты скучала по нашей деревушке?

      Аксинья прокашлялась, словно в горле что-то мешало дать правдивый ответ.

      – Нютка, сколько здесь лет прошло, сколько воспоминаний худых да хороших…

      Но умолчала она, что устала оправдываться, ждать оплеухи или шепота в спину, устала жить там, где изведала много худого. По родным берегам скучала, по Усолке, покрытой льдом, по избушке, что пряталась в лесу, недалеко от деревни. По тем, кто любил ее, поддерживал и ждал подмоги: Георгий Заяц, вся его неспокойная семья, Настя, вдова Никашки, Неждан.

      – А я соскучилась, – протянула Нютка. Мать услышала за этими словами нечто большее, чем тоску по родным местам.

      Который день дочь ходила хмурая, нерадостная, на все расспросы отвечала угрюмым молчанием. Но весна вступит в свои права – и Аксинья достучится до строптивицы.

      Дорога блестела на солнце, шитая серебром. Нютка напевала, подскакивала на лавке, не в силах сдержать радость – мать не одергивала ее, только улыбалась и подставляла лицо зимнему солнцу.

      За поворотом открылась Еловая, дорога пошла с горы, Хмур придержал разогнавшихся меринов. Навстречу им лениво поднимался белый в рыжих подпалинах жеребец, Аксинья всматривалась, да не могла узнать: под овчиной возницу не разглядеть.

      – Домой возвращаешься иль погостить приехала? – Под шкурой прятался еловской староста, Яков Петух. Он сбросил овчину, улыбался знахарке, словно дочери родной, даже привстал, пытаясь поклониться.

      – По местам родимым соскучилась. – Аксинья не могла скрыть растерянность в голосе. Никогда не слышала она такого радушия в голосе вредного старосты.

      – И верно, надобно в родные края приезжать.

      – Как Настюха, как внучка, все ли хорошо?

      – Да что им, у нас с матерью живут, как у Христа за пазухой. Внучка горластая, егоза. И жениха Настюхе приискали. С первым промашка вышла, окаём[17] да пьяница. Авось со вторым повезет, – разговорился Яков.

      Мерины недовольно крутили головами. На покатой дороге их охватывало одно желание: мчаться вниз словно ветер. Хмур натягивал вожжи, лишь бы удержать ретивых.

      – Рад повидаться, – цвел новой улыбкой староста.

      Что за диво приключилось в Еловой? Аксинья чуть не фыркнула вслух, представив, что в родной деревушке все кланяются да радуются встрече с ведьмой. Лихорадка напала на односельчан? Грибов ядовитых наелись на исходе зимы?

      И верно, наелись.

      Односельчане, завидевшие сани, подходили, ласково здоровались, расспрашивали о делах, восхищались отороченной зайцем душегреей… Словно не грешницей – праведницей слыла, не ведьмой – богомолицей.

      Хмур остановил сани возле ворот Георгия Зайца. Аксинья влетела туда любопытной синицей, столкнулась с Тошкой, вскрикнула от радости.

      Дочь затеяла возню с детворой. Беготня,

16

Благовещенье Богородицы – христианский праздник, 25 марта. (Здесь и далее даты даются по старому стилю.)

17

Окаём – отморозок, плохой человек (устар.).