Волком выть. Олег Романов

пота выступили не только на лбу, но и по всему старческому телу. Дед Митя троекратно выругался.

      – Свержится ведь, ядрён батон.

      Намотав куски байкового одеяла, которые и носил вместо онуч, и подвязав концами бельевой верёвки надетые лапти, старик умылся ледяной болотной водой. Сон тут же смыло. Вбив в мягкую почву прибрежья две равные по росту берёзовые рогульки и перекинув через них подобранную перекладину, он достал прихваченный, как и штык, в последний момент из дома алюминиевый, с помятым боком котелок – тоже память о войне с фашистами. Вода в нём сперва окрасилась, словно застыдилась, а изъятая из болота оказалась чистой, как слезинка, и он напился. Вспомнилось вдруг деду, как ходил он в последний, двенадцатый бой под Кёнигсбергом, каждая из предыдущих атак пехотинца могла быть последней. Как едва не задохнулся, но вылез из окопа, засыпанного «тигром» вместе с расчётом «ПТРД», где он числился первым номером. Холодный пот – вот что напомнило дедушке фронт. Из госпиталя вернулся с правой ногой короче на два сантиметра левой, поэтому и косолапил, что кость срослась неправильно. Всё счастье у него – его Евфимушка (Фимка тогда). Если бы не она, давно бы сгинул старый пень. А то вот всё живёт, здоров как бык да ещё к рюмке прикладывается. Старое дерево скрипит от ветра, да не падает! Дед Митя наспех позавтракал чем Бог послал. Дело оставалось за лабазом над тропой снежного человека, которая отыскалась быстро. Ведь запах человека в засаде идёт к хищнику понизу, а вверху хищник его не ощущает, лишь не спи и не шевелись, увидев чудище.

      Он быстро нашёл на опушке четыре ровные, без сучков, росшие вблизи друг друга осины и принялся за привычную работу. Пила легко лезла короткими зубьями в осиновое мясо. Смуглое лицо его, сморщенное временем на лбу и заросшее рыже-седой щетиной на впалых огненно-пламенных сегодня щеках, спутавшееся волосы в бороде лопатой, прожитое время в седой голове – всё засветлелось улыбкой. Дряблого (с виду, конечно) старика предстоящая охота превратила в сильного, мускулистого мужика средних лет. Ближе к вечерней зорьке четыре поперечины, настил и крыша лабаза из лапника, как на шалаше, на верху осин были готовы. Маскировать стены из хвороста – плёвое дело. Захваченные из дома гвозди-кованцы пригодились для изготовления длинной лестницы. Так называемая скворечня была готова. Осталось потерпеть в ожидании гостя…

6

      Только сутки томился дед Митя в засаде. Ни сильнейший ветер с порывами, ни зануда-гнойничек дождь не прогнали охотника из доброй скворечни. Все перипетии он вынес с необычайной для его лет терпеливостью. На другие сутки заснул: старость сморила. Приснилось, будто бабка Фима, переживая за любимого муженька (то и дело икал он и корил старуху за это – деньги же заробит), навестила надысь супружника, снабдила его свежими продуктами, которые уж заканчивались, и последними деревенскими новостями. Среди них выделялась главная новинка. Соседка, мол, рассказала ей, что в газете районной опять объявление