777. Irina Zheltova

больно складно ты говоришь…аж тошно. Да только кому ты служишь? Тому, кто создает людей слепыми, чтобы потом публично их исцелить? Это в этом-то фокуснике правда заключена?

      – Где бы она не была заключена, – примирительно произнес иерей, – лично Вы ищете ее именно тут. И она Вас возмущает до глубины души. Ну так ведь Вам никто не обещал, что правда будет удобной и элегантной, на то она и правда, чтобы ни с кем не считаться.

      – Предлагаешь мне смириться и броситься целовать пятки шизофренику, который нормальных людей наказывает слепотой, а разных разбойников в рай за собой тащит?

      – Бьюсь об заклад, будь Вы разбойником, Вы рассуждали бы иначе.

      – Да-да-да, осталось только Гумилева процитировать:

      И умру я не на постели

      При нотариусе и враче,

      А в какой-нибудь дикой щели,

      Утонувшей в густом плюще,

      Чтоб войти не во всем открытый

      Протестантский прибранный рай,

      А туда, где разбойник, мытарь

      И блудница мне крикнут: «Вставай!»

      Так что ли? А вдруг я праведник и не хочу слепнуть ради славы этой вашей Христовой?

      – Были бы Вы праведником, Вы бы с радостью согласились ослепнуть ради того, кого любите всей душой. Разбойник Вы. И да, эти строки Гумилев именно про Вас написал. У Вас в рай не прямая дорога, а извилистая. Вы не раз еще сюда придете и не раз крест с груди сорвете и прилюдно его тут бросите. А потом ночью приползете сюда один и языком лужу эту вылакаете, чтобы только крест найти и снова его надеть. Так Вас Христос за собой и тащит… И притащит, будьте уверены.

      Марков опустил глаза и сжал кулаки. Алексею издалека показалось, что на глазах у него выступили слезы. Он вдруг сложил ладони лодочкой, намереваясь, вероятно, просить у священника благословения, как вдруг со стороны башни раздался чей-то крик:

      – Гриш, ну где ты там? Мы тебя потеряли! Околели уже ждать! Сходил ты в сортир или нет?

      – Да, да, бегу! – откликнулся иерей, подобрал рясу и, кивнув Павлу, побежал к башне, перепрыгивая лужи.

      Алексей и Павел сделали несколько шагов вслед за ним и увидели у самого входа в башню несколько человек – с камерами, прожектором и рупором, в который, вероятно, зовущий и кричал.

      – Что это, а? – пробормотал Марков, указывая побелевшим от холода пальцем в сторону группы людей.

      – Кино, видно, снимают, – пожал плечами Алексей. – То-то мне лицо этого священника знакомым показалось. Я уже его видел в каком-то сериале.

      – Что все это значит?! – закричал Павел.

      – Успокойся. Ты развел его, а Гриша этот развел тебя. Это всего лишь актер, а ты крест с рубахой рвать.

      – О, Господи! – выдохнул Павел и закрыл ладонями лицо.

      – Пойдем, Эдуард Николаевич уже наверняка рвет и мечет.

      Они медленно побрели назад к серебристому рено. Павел загребал носками ботинок темную жижу и тихо всхлипывал.

      – Что это еще за машина у тебя такая странная? – хмуро спросил он, с подозрением