777. Irina Zheltova

это пор автопилот на пассажирских самолетах паролят?

      – Во избежание захвата самолета… – пожал плечами Джин. – Курс может изменить только капитан. А автоматическая разблокировка автопилота произойдет, только когда мы прибудем в пункт назначения.

      – То есть на Северном полюсе? – подытожил Тимур.

      – Понятия не имею. Там вбиты очень странные координаты в непривычном для меня формате. Да и не пилот я, так, брал несколько уроков в армии…

      В эту минуту к ним подошел Николай и покрутил пистолетом у носа Джина:

      – Значит так, ты идешь в кабину пилота и не высовываешь оттуда носа – кем бы ты, поганец, не был. А вы закончили базар, иначе я пристрелю одного из вас, и с большой долей вероятности это будешь именно ты, Комаров, – и холодное дуло пистолета уперлось прямо Андрею в лоб. – А я, пожалуй, продолжу чтение.

      Отец вошел и швырнул на стол пачку документов. Бумаги рассыпались по грязной обшарпанной столешнице, и Джин поспешно бросился снова сгребать их в пачку, а отец лишь устало рухнул на скрипнувший стул и уронил голову на руки.

      – Кажется, мы все-таки вырвемся отсюда, – пробормотал он.

      Мать, тонкая и прозрачная, как стебель цветка, пробившегося сквозь асфальт, подошла к столу и прижала к груди руки с резко выступавшими венами.

      – Тебе одобрили командировку?

      – Да. Доберемся до Китая. Потом, может, в Россию попробуем выбраться.

      – Меня вряд ли выпустят, – покачала мать головой. – Папа… сам знаешь, я у них на особом контроле… Но хотя бы вы с Джином, хотя бы вы…

      Джин переводил непонимающий взгляд с отца на мать, читая в их лицах отчаяние и надежду.

      – Ты такой же архитектор, как и я. Они должны тебя выпустить.

      Но она устало покачала головой

      – Когда отец уехал на юг, мне было всего пять лет, гораздо меньше, чем сейчас Джину. Я мало что понимала тогда, знала лишь, что папа бросил нас с мамой. И жить с тех пор стало еще тяжелее. Когда я выросла, многие мне объясняли, что отец, таким образом, просто сбежал от кровавого режима, но какое, в конце концов, это имело значение? Мать возглавляла пхеньянскую партию, и книги Ким Ир Сена были у нас в доме чем-то вроде Библии… она запрещала мне даже произносить имя отца, даже просто упоминать и вспоминать о нем, и мне все казалось, что он бросил нас из-за того, что мама помешалась на гражданской активности. Я постоянно винила ее в том, что отец ушел. Но почему он оставил здесь меня? Моя повернутая на чучхе мама осталась со мной и отрывала от себя лишний кусок, чтобы накормить меня, а свободолюбивый отец, приверженец либеральных свобод и демократических ценностей, оставил меня здесь голодать. Я не хочу предавать память матери. Поезжайте с Джином туда, где, ты считаешь, ему будет лучше.

      – Да что тебе здесь делать? Твоя мать давно в могиле. Ты должна ехать с нами. Подай запрос на командировку…

      Но она снова помотала головой.

      – Я хочу быть там, где похоронили мою мать. Чужая земля уже не примет меня. Обязательно