Свента (сборник). Максим Осипов

плохо, а тут русский доктор, и лекарства – чудо! – с собой. Стюардессы дарят таким докторам шампанское, разные милые вещи, помогают всячески. А разоблачат – и что? – так, чуть неловко. Они иностранцы, и он для них – иностранец. Если же здоровье подопечного позволяет, можно и не лететь ни в какой Портленд, проводить до самолета – счастливого вам пути, have a good flight! – и застрять в Нью-Йорке на лишний денек. Имеющим наглость так поступать он завидует, но сам повторять их трюки не станет: мало ли – случись что, да и от слепой безногой старухи разве сбежишь? Его еще, между прочим, просили за баптистами присмотреть – им тоже до Портленда. С баптистами нетяжело: ни на что не жалуются, таблеток не пьют, да как-то и не болеют особенно, бестолковые только, детей целый выводок – вон, сидят в хвосте – раз забыли ребеночка одного в Нью-Йорке, потерялся в аэропорту, они и это легко приняли – добрые люди найдут, дошлют.

      – Как себя чувствуете? – измеряет старушке давление, пульс.

      Она в полусне. Отвечает муж:

      – Как вы пишете в таких случаях – в соответствии с тяжестью перенесенной операции.

      Что за операция? – Пятнадцать часов в поезде из Йошкар-Олы.

      Мужа зовут Анатолий. Без отчества.

      – В Америке нету отчеств.

      Действительно нету. Страна забвения отчеств. Самолет – уже американская территория.

      Ему хочется знать, что согнало их с родных мест, ему интересны люди, но, во-первых, он борется с привычкой задавать посторонние вопросы, на которые, как считается, у врача есть право, – отчего перебрались туда или сюда? чем занимаются дети? даже – что означает ваша фамилия? И, во-вторых, он боится стереотипной истории. Жили себе и жили, но тут сестра жены, скажем, или его двоюродный брат говорят: подайте бумаги в посольство, на всякий пожарный. Подали и думать забыли, и разрешение, когда пришло, игнорировали. Наконец, бумага: сейчас или никогда. Слово на людей действует – “никогда”.

      У Анатолия все иначе: у жены появилась почечная недостаточность, скоро понадобится диализ. Надо ли еще объяснять? В Америке сын, инженер.

      – В Йошкар-Оле совсем плохо с медициной, считайте – ее просто нет.

      Он кивает, думает: эх, если б раньше уехали, а так, конечно, старушка умрет на высоком технологическом уровне, вряд ли ей сильно помогут, – но говорит:

      – Да, все правильно. Правильно сделали, что поехали.

      – А Портленд – большая глушь? – спрашивает Анатолий. Хорошая улыбка у него.

      – Как сказать? В сравнении с Йошкар-Олой…

      – Бывали в Йошкар-Оле?

      Он отрицательно мотает головой.

      – А в Портленде?

      – В этом Портленде – тоже нет.

      – В Америке – двадцать один Портленд. Я смотрел. Наш – самый крупный.

      Анатолий заговаривает со стюардессами, пробует свой английский. Вполне, кстати сказать, ничего. Старомодно немножко, а так – даже очень.

      – Благодарю вас, польщен. – Вообще-то он сорок лет английский в вузе преподавал.

      Не пора инсулин делать? Нет, пусть он не