Мистификация дю грабли. Сергей Суров

веретено для пряжи. Хлопавшая дверями челядь мешала ему, неспешно вспоминающему накопленные заботы, размышлять. Дождавшись очередного пробега мимо него, он запустил в девку с парнем веретеном, завёрнутым в портянку. (Ну не любил князь громких звуков в воспитательных целях). Девка взвизгнула и опрометью скрылась за дверью. А парень, охнув от неожиданности и держась за ушибленный бок, оглядываясь на князя, медленно вышел вслед и тихо прикрыл за собою дверь. Вместе с ним улетучились и мысли в голове Владимира. Он с досады тяжело вздохнул и незаметно для себя задремал.

      Вечером в трапезной было, как обычно: бояре младой дружины негромко галдели, обсуждая блюда, состряпанные новыми поварами, предвкушали следующие незнакомые и по-своему вкусные новинки. Изредка князь, что-то вспомнив, спрашивал кого-то о чём-то, получал ответы от чавкающих друзей и гостей и миролюбиво согласно кивал. После пира он нетрезвой походкой добрался до светлицы, где его должна была ожидать Амалия. Но её он там не застал. Махнув рукой, он пошел по переходам в свою опочивальню. Спал Владимир в одиночку обычно крепким сном, но недолго. Проснувшись затемно, он, подложив под голову свёрнутую мягкую медвежью шкуру и глядя в предрассветный сумрак за окном, вернулся к своим дневным размышлениям:

      – А слова-то замысловатые какие были – перегонный куб! Греческие, поди… Не каждый князь, не в каждый час произнести такое на трезвую голову сможет… А прибыль какая… Ни тебе законности разводить, ни тебе разбоя, знай брагу ставь да жди на печи, когда она забродит! Потом всё без разбору – и купцы, и разбойники, и селяне, и дружинники-защитники, и просто люд какой последнее с себя сымут и к тебе, к князю, всё принесут. И правь ими, как хошь… – Владимир осекся, поняв, что всё это он произносил вслух, а там, может, кто подслушивал, да потомкам потом донесёт? Этого он боялся больше всего – о славе он мечтал, но не о такой… Вчера ещё ему рассказывали наперебой, как деловые люди хлеб на питие изводят… Голод такой на Руси, а эти иудеи хлеб на вино изводят…

      Дверь без стука распахнулась, и в полутёмном проеме он увидел вживую добродетель.

      – Бабуля? Ты че в такую рань?

      – Поговорить пришла, Володенька! Поговорить… Срамно слушать, как не только дружинники, но и бояре, и даже, страшно сказать, смерды тебя Вованом кличут. Особенно когда перепьют. С этим надо что-то делать… – покачав головой, с укоризной промолвила «княгиня».

      – Дык сама ж знаешь, шо пьяному море по колено, когда язык шо полено, – виновато ответил Владимир.

      – Я не об этом. Я о вере нашей… О православии богоугодном! – подняв правую руку вверх и осеняя внука знамением, торжественно произнесла «княгиня Ольга». – О Боге, Володя, о Боге!

      – Нет, бабушка, нет! Какое такое православие? Шо, я не понял, на что ты меня толкаешь? К примеру, вона рыцарь-христианин на кресте присяги кладет и всё такое… А у нас? А у нас ратники на мечах – на мечах, бабушка – иногда на хлебе присягают, а не на кресте! Меня же ратники на смех подымют! Им же девки давать перестанут! – замахал руками князь. – Всё-всё-всё!

      – Не кипятись, внучек! Не кипятись. Православие