Мистификация дю грабли. Сергей Суров

(Ну, князь – он князь, уважаемый читатель, да и времена тогдашние…)

      – Кто здеся? – приподнявшись над девичьим обнажённым телом, поинтересовался Владимир и огляделся по сторонам. – А, это ты? Автор хренов… Пиши-пиши, да не наговаривай! – и с силой пригвоздил девку к небрежно оструганным доскам пола. Добрыня покачал головой и затопал к лестнице.

      – Ой, батюшки-светы… – охнула девка и с радостью в голосе зашептала: – Княже, занозы ведь на жопе будут! У всех… де-е-евок за-а-а-нозы… потом выта-а-а-а… скивать при-и-и-ихо-хо-о-о-дится…

      А князь знай себе в ответ только мычал по привычке.

      Хм… Если всё так и было (а так оно и было, клянусь бородой и рогами Перуна!), то все мы, все – рюриковичи… А князь Владимир – отец, нет, равный Адаму родитель народа.

      …Киевляне, удобно устроившись на своих коленях, бунтовали. Челядь князя гурьбой и криками дружно приволокла от городских бревенчатых стен помост и устлала его льняными полотнами. Перед ним, угрожающе постукивая мечами о щиты, встали в ряд дружинники. Владимир спешился с коня и по приставленной лестнице взобрался на помост. В центре его уже возвышался трон на высоких подставках. Князь запрыгнул на него с помощью Добрыни и Путяты и уселся, озирая через головы толпу дружинников, стоящую на коленях.

      – Шо, опять бунтуем? – раздался громкий голос Владимира над притихшей площадью.

      В ответ киевляне загудели, зароптали, в общем, повели себя, как есть, настоящими смутьянами. Владимир хмыкнул и дал отмашку рукой – по головам и спинам недовольных засвистели плети. Наведя порядок, князь обратил свой сумрачный взгляд на толпу иноземцев, выделявшихся своими нарядами и стоявших позади киевлян. Ими как бы предводил Прокопий, что вызвало удивление у князя. Прокопий делал какие-то знаки, чтобы привлечь внимание князя, но Владимир с недовольным видом в ответ покачал головой.

      – Так, – грозно продолжил Владимир, – по очереди и не галдеть! Говорить по одному. Вот с тебя и начнём! – ткнул он пальцем в невысокого, но очень пузатого, взъерошенного киевлянина, которого держала за шиворот его жена:

      – Княже, родненький, этот гад обзывает меня незнамо как! – затараторила жена. – У меня под полатями с этими, – она махнула свободной рукой в сторону иноземцев во главе с Прокопием, – меня, честную! Весь подпол перевернули, полати… А што там искать? Кричит, шо дети все не его… – не переставая тараторить, она трясла, как грушу, мужа, не очень виноватого с виду и порывавшегося стукнуть её кулаком или ногой.

      Владимир сморщился и стал думу думать под всхлипы мужика с бабой. Дружинники с любопытством, не поворачивая голов, косились на супружескую чету. Владимир с мрачным видом оглядел толпу:

      – У ково ещо такая ж беда случилась?

      Толпа поднялась с колен и попыталась было рвануть к помосту, но дружинники были начеку и щитами и ударами мечей плашмя успокоили её. К ним на помощь подоспели десятка два конников, которые помогли оттеснить людей и навести порядок.

      – У всех, што ли? – громко,