Вероятно, дьявол. Софья Асташова

жадную пятерню и выловить оранжевый юркий зрачок, положить в рот и сосать солёный леденец, а потом, царапая дёсны, с хрустом разгрызть и проглотить.

      В центре красной пустыни сходились лучи золотого сечения, рассеивали свет, являясь радужным, висящим в воздухе миражом, или реальным оазисом, светящимся нежной кровеносной краснотой.

      Она, а может, и он окунулись в цвет и увидели танец – хоровод из вещей и предметов. В закрученной по спирали Фибоначчи, как панцирь улитки, центрифуге сходились все лучи, становясь центром движения, танца. Красный мир комнаты ходил ходуном в объективе простого круглого аквариума с двумя золотыми рыбками, обладающими идеальной памятью в четыре секунды.

      Вы могли подумать, что где-то уже это видели – и красную комнату, и золотых рыбок. Может быть, на картинах Матисса? Всё верно, она брала Матисса как образец для придания магии месту, куда хотела привести Мастера, месту, где могло произойти нечто волшебное подобно тому, что произошло на Целовальном озере. Всё сложилось: свет, фотография, рыбки, литература и поцелуи. Она надеялась, ждала, жаждала, что он её поцелует. Он следил сонным взглядом за пляшущим на стене лучом света.

      – Откуда у тебя рыбки? – он лежал так же неподвижно, наслаждаясь красотой игры света и тени.

      – О, это интересная история!

      – Ну, рассказывай, – сказал он, приподнимаясь на локте.

      – Помните день просмотров? После мы поехали на озеро.

      – Помню, конечно.

      – Вы тогда рассказывали нам про рыбок.

      – Про рыбок… не помню.

      – Вы говорили, что мы все слишком поверхностные и нетерпеливые. Говорили о сути труда – умении терпеливо ждать, то есть каждый день работать, работать. А как говорил Ленин: «Учиться, учиться и ещё раз учиться».

      – Что ты знаешь о Ленине, малявка? Ты даже пионером не была.

      – Но вы были.

      – Я был, недолго. Меня исключили.

      – За что?

      – Ну, так сказать, за неподобающее поведение.

      – А что вы сделали?

      – Соня, ты очень любопытная. Я уже говорил?

      – Говорили. Я поняла, терпеливо ждать…

      – Исключили за попрание и надругательство над пионерской символикой. А ты всё запоминаешь, что я говорю?

      – Всё! Конечно всё!

      – Ты немного сумасшедшая, да? – спросил он.

      – Да, полагаю, что да.

      Он кивнул, как будто я подтвердила его давнее подозрение.

      – Не культивируй в себе сумасшествие. Чокнутых в моей жизни и так достаточно.

      – Не буду, обещаю, – сказала я, но он уже как ни в чём не бывало поднял пустой бокал и переменил тему:

      – Сонечка, налей мне ещё чая, пожалуйста.

      Из моей груди вырвался вздох. У меня отлегло от сердца. Просит пить, значит, не отвергает меня совсем. Вот она, вторая возможность подняться и, может быть, получить поцелуй. Я же не сумасшедшая, что надеюсь на это? Я сделаю всё, чтобы он был счастлив, – так я думала, пока наливала