Улан Далай. Наталья Илишкина

эконома, который батракам харч выдавал.

      – Мне за ребят наших стало обидно. Так они рвались на съезд, «Интернационал» на калмыцком выучили, чтобы на параде спеть…

      – И спели! Молодцы, дисциплина – прежде всего! Посадили эти жлобы меня в кутузку, думали, без меня эскадрон не организуется, а вот и ошиблись!

      – Мы всей делегацией ходатайствовали, чтобы вас хоть на время съезда освободили!

      – Да боялись астраханцы, что меня в головку выберут!

      – А все-таки досадно, что объединения не получилось, – в который раз посожалел Чагдар.

      – А ничего! – отмахнулся Кануков. – Еще, может, все калмыки в Монголию переселятся – есть такая идея. У нас там голод, разруха, народ трупы ест – а тут, смотри, одного только дикого скота сколько по степи бродит!

      – С провиантом тут хорошо, – согласился Чагдар. – Но диковато.

      – Да нельзя тут большие города строить, пока они землю рыть не осмелятся. Ведь ни покойников, ни говно не зарывают, чтобы землю не оскорбить, на одних собак рассчитывают. В Урге какая вонь стоит!

      И правда, у собак тут особая задача. В Монголии они не столько охранники, сколько санитары. За их отрядом тоже два пса увязались. Присядешь за юртой по нужде – они уже тут как тут, караулят…

      – Не потерпят наши, чтобы мертвецов кидали собакам на растерзание.

      – Так мы зачем мировую революцию делаем? – вскинулся Кануков. – Чтобы нести культуру отсталым народам. Мы, бузавы, привыкли уже землю копать и в баню ходить. И их научим. И наших камышатников тоже от грязи отмоем!

      Кануков ткнул карандашом в лист – грифель с хрустом сломался. Чагдар промолчал. Как и младшего брата с его упорным поклонением идолам, так Чагдар не понимал и Канукова с его желанием обособить донских калмыков, которых после Гражданской осталось-то всего 15 тысяч. Теперь, когда Советское государство дало им возможность создать свою автономную область, не время считаться и помнить обиды, надо сплотиться и бок о бок строить новую жизнь. Сколь бы ни отличались донские бузавы от астраханских торгутов, но они все равно ближе, чем монгольские халхи[17].

      – Вам бы поспать, Харти Бадиевич! Каждый вечер допоздна пишете!

      – Как всех врагов уничтожим, так и высплюсь! Ты ложись, я скоро.

      – Есть ложиться! – с радостью повиновался Чагдар, накрылся шубой и смежил веки.

      Но странное дело: пока сидел – боролся со сном, а глаза закрыл – сон улетучился, перед взором замелькали немые картинки. Морды мохнатых коней, скрюченные от ветра фигуры товарищей и рыжая матерая глина пустыни, посыпанная сверху черным щебнем, – такая она оказалась, Черная Гоби. И всплывали в памяти фотографии Джа-ламы, которые показал ему накануне Кануков. Одутловатое лицо Джа-ламы было почти квадратным, лобные бугры с широкими бровями сходились у узкой переносицы, нос длинный и прямой, выпуклые набрякшие веки совсем не монгольские, а красиво вылепленный женский рот со вздернутыми вверх уголками улыбался без

17

Торгуты – один из монгольских народов, халхи – основное население Монголии.