Проект «Мессия». Олег Кравцов

знает, когда свидимся снова.

      – Прямо завтра?!

      – Ага, завтра. Зовет меня Родина-мать. И нет ничего сильнее и повелительнее этого зова. Как будто магнитом туда меня тянет или невидимой лебедкой, как рыбку на спиннинге. Во всем мне теперь Родина мерещится. Смотрел я на ту певичку чернокожую из джаз-банды, а видел девицу русскую, которая к осинке прислонилась. На море смотрю, а вижу поле ржаное без конца и без края. Вот посмотри на пальму, Эндрю, что ты видишь?

      – Пальму.

      – А больше ничего?

      – Нет.

      – Вот. А я смотрю на пальму, а вижу березку русскую. Пальму, конечно, я тоже вижу, но и березку вижу, как бы поверх пальмы, вторым фоном.

      – Посмотри на этих дурацких сонных пеликанов. Что ты видишь?

      – Пеликанов.

      На воде возле пирса ежились два сонных пеликана, один из них поднял голову в сторону Миши, словно почувствовал, что речь шла о нем.

      – А еще?

      – Ничего. Только пеликаны.

      – А белых лебедей не видишь?

      – Нет.

      – Вот, а я лебедей белых вижу… на пруду… в Подмосковье. В общем, жду не дождусь, когда, наконец, на Родину прилечу. Белый снег на щеках почувствую, березки родные расцелую, да землицу русскую ноздрями втяну – правой и левой.

      – Погоди, Майкл, но ведь сейчас, насколько я понимаю, лето. Снега нет, и ты не сможешь его почувствовать на щеках, – резонно заметил Эндрю.

      – Эх, Эндрю, ты все понимаешь буквально, к словам цепляешься и хочешь меня поддеть. Но этого не выйдет. Если русский человек хочет чего-нибудь почувствовать, он это почувствует, даже если это что-то будет снегом, невидимым, ласковым летним снегом…

      На этих словах ребята подошли к берегу. Миша остановился и обернулся к другу.

      – Эндрю, время мое здесь подходит к концу. В Москву я лечу инкогнито, не уведомляя ни отца, ни мать, – Миша достал из кармана айфон последней модели и размашистым движением швырнул его в океан. – Телефона у меня больше нет, связи соответственно тоже. Отследить меня не получится. О дате вылета не знает ни одна живая душа, кроме тебя, моего верного товарища и друга.

      Ребята обнялись.

      – Ну что, пойдем в клуб. Сегодня прощание с моей буржуазной неправильной жизнью. Завтра в России меня ждет водка, тушенка и греча! Но это будет завтра. А сегодня – виски, лосось и текила! Ура, товарищи! Летс-гоу денсинг!

      Ребята вошли, и в тот же миг в зале переключилась подсветка, грянула торжественная музыка. В правом углу вспыхнула ярко-алым цветом большая пятиконечная звезда – копия той, что висит на кремлевском шпиле, а в левом углу запылал такого же цвета серп и молот.

      – А вот и сюрприз, – взгляд Миши излучал спокойное самодовольство. – Сегодня наш вечер, бро! Пойдем скорей, – Миша под ярким лучом софита двинулся к сцене, увлекая за собой товарища. Эндрю заметил, что в зале прибавилось и гостей, и музыкантов. – Смотри, сколько музыкантов – это специально, чтобы качество звука повысить, – шепнул Миша, словно угадав мысли друга.

      Ребята вышли на сцену, и Миша обратился к публике:

      – Леди и джентльмены,