Граф Таррагона. Виктор Васильевич Бушмин

он меховой… – пожал плечами Филипп. – Тепло…

      – Да уж… – опять восхитился нормандец. – Прямо как паладины Карла Великого…

      – Спасибо за сравнение… – де Леви встал, сбросил с себя плащ, потянулся, расправляя затекшие конечности, похрустел суставами и позвонками, подошел к бортику нефа и посмотрел в сторону берега. Неф медленно входил в большую и удобную гавань Сантандера, опустив почти все паруса, кроме бушпритного. – Говорят, что прямо здесь и вербуют…

      – Кто? Кого вербуют?.. – переспросил Робер.

      Филипп посмотрел на него, похлопал по плечу и ответил:

      – Приезжие зазывалы вербуют здесь крестоносцев и воинов. Предлагая им горы золотые и спасение души! – с плохо скрываемой язвительностью ответил Филипп. – Тут ты увидишь море флагов, гербов и щитов. Смотри, не растеряйся… – он сделался серьезным. – Сначала нам надо будет купить лошадей и всю необходимую амуницию, нанять оруженосцев, конюхов, стрелков, а уж потом решать, к кому и зачем ехать. Понял?..

      – Понял, – Робер мигом сделался серым. Его лицо погрустнело и вытянулось.

      Филипп заметил эту разительную перемену настроения в своем товарище, взял его за руку и тихо сказал:

      – Я все понял, не переживай. Потом отдашь…

      Робер покраснел, надул щеки. Он был хотя и бедный, но благородный и гордый:

      – Нет! – потом, правда, смягчился и добавил. – Как же я отдам тебе, ты и так всю дорогу заботился обо мне…

      – С первой добычи и отдашь… – попытался успокоить его Филипп. – Места здесь, поговаривают, богатые, мусульмане все в золоте и каменьях, да на бабах их золота столько, что свет не видывал!..

      – Господи! Да о чем ты говоришь?! – снова возмутился нормандец. – Грабить женщин?! Мы же воины Христовы, а не мародеры и грабители!..

      – Ой-ой-ой! – де Леви закатил глаза к небу. – Какой идеализм, какое благородство! А на что наши франкские рыцари построили себе замки в Палестине?! На Божью благодать?! На милостыню?! Нет, Брат! Они преспокойно грабили мусульман, отрубали им пальцы, чтобы снять драгоценные перстни, вспарывали им животы, чтобы отыскать проглоченные сокровища! Война, мой наивный нормандский друг, пусть и религиозная, но все-таки война. А на ней, не обессудь, будет и кровь, и мародерство, и прочие милые спутники жизни во вражеской стране…

      Робер буквально упал на стул, на котором до этого спал Филипп.

      – Мама родная…

      – Понимаю тебя. – Де Леви присел рядом с ним на корточки, заглянул ему в глаза и улыбнулся. – Я тоже, поверь мне на слово, думал также как и ты. А потом, сам того не замечая, привык и пообтесался…. Жизнь заставила.

      – Но я беден как церковная мышь, а тут прямо в кабалу к тебе попадаю вечную… – Робер опустил голову и сник.

      – Так! Еще раз сравнишь меня с евреем – вызову на ордалию и убью к чертовой матери! – Засмеялся Филипп. – Помнишь слова Господа? Да не оскудеет рука дающего…

      – Ты и так слишком уж много мне дал… – Робер поднял голову и грустно посмотрел на де Леви. – Мне и так никогда не рассчитаться с